Зная теперь, какой страх испытал г. фон Лизандер, мы не удивимся, узнав от него, что и самый протест, под которым он подписался, не доставляет ему наслаждения, а, напротив, казнит его. В отчаянии г. фон Лизандер восклицает:

         Казнит меня все, все: дни сил и дни бессилья,

         Казнит и то, чем жил, и то, чем я не жил,

         Казнит и то, куда я еле двинул крылья,

         Казнит и то, к чему во всю их мочь спешил.

Последний стих, очевидно, указывает на тот благородный энтузиазм, с которым все друзья нашей гласности и прогресса спешили стать в ряды защитников гг. Чацкина и Горвица… Грустно видеть психологический результат, оставленный этим блистательным делом в сердце и уме г. Д. фон Лизандера!.. Вместо гордого наслаждения и могучего самодовольства он испытывает и выражает в своих стихах лишь малодушные мечты расстроенного воображения. То у него «ужас и кручина – дыбом волосы поднимут на челе»; то ему «в глаза слой ржавчины голодной глядит, и мглы черней»; то представляются ему «десятки палачей и топор в размахе»; то снится ему, —

         Что он уснул и спит под райскими кудрями

         Каких-то райских жен и видит, упоенный,

         Как херувимов рой, сквозь шелк их, благосклонно

         Взирает на него сапфирными очами…

То он испытывает странное чувство во время прогулки и вдруг, как опьяненный, садится на пень и в этом поэтическом положении размышляет:

         Я присел на пень, как опьяненный.

         Светлый воздух, зноем пропоенный,

         Лег, как ласка милой, на плечах…

         О творец! Уж если здесь такая

         Нега есть, – что ж там нас ждет, сияя

         В благодатных этих небесах?..

Пылкое воображение г. фон Лизандера доходит до того, что подвергает его следующей неприятности. У поэта был во владении лес. «Деревьев вековых наследник небогатый», он продал их на сруб. Но когда стали их рубить, то ему вообразилось вот что:

         …Точь-в-точь передо мною губят

         Не лес – моих друзей, и головы им рубят…

Бог знает, до чего бы могло дойти расстроенное воображение г. фон Лизандера, если бы не успокоил его «ангел-хранитель» такою песенкой:

         Спи, бедный, спи! Усыпленье беспечное —

         Лучшее благо сердцам. В нем ты поймешь усыпление вечное,

         То, что могила даст нам.

И г. фон Лизандер спит, и можно сказать – спит на лаврах, после знаменитого протеста. Впросонках пишет он стихи, большею частию лишенные смысла и всегда нескладные; но «когда же складны сны бывают?» Будем довольны и тем, что в сонных стихах г. фон Лизандера все-таки увековечена для потомства история знаменитого протеста.[15 - Очень может быть, что г. фон Лизандер, или кто-нибудь другой за него (из протестантов), проснется вновь и сочинит протест против нас, в котором докажет, что в «Лучах и тенях» нет ни малейшего намека на «Иллюстрацию» и «Знакомого человека» и что наши предположения составляют ни более, ни менее, как «бездоказательное посягательство на мысль поэта – это священнейшее достояние души человеческой».