Она побрела по длинному рукаву, ощущая нарастающую пустоту, остановилась, обернулась, снова пошла. Кое-как добралась до открытого люка, опять обернулась, подняла руку и помахала.

На душе было тяжело, так тяжело… словно она похоронила близкого человека…

2

Лето – жаркое, пыльное, душное южное лето – тянулось долго и нудно, как давно надоевшая и опротивевшая жвачка, и не было ему конца.

Первые недели, однако, промелькнули для Изабеллы почти незаметно. После радостной встречи с родными и нескольких дней, проведенных в бесконечной болтовне с подружками детства, ритм жизни вошел в привычную колею обычных летних каникул, так, словно бы она и никогда никуда не уезжала.

Впрочем, одно отличие все же было – каждое утро, вскочив с постели, она кидалась к компьютеру, нетерпеливо ждала соединения с Интернетом и, затаив дыхание, открывала свой почтовый ящик.

И – о чудо! – почти каждый раз она находила там очередное письмо Ронни, полное чудесных, теплых, умных слов, шуток и поддразниваний. К завтраку она спускалась с такой широкой, лучезарной улыбкой, что мать невольно тоже улыбалась, догадываясь, в чем тут дело, радуясь за дочь и тайно молясь, чтобы так оно и оставалось. Потому что по собственному опыту знала, что безоблачное состояние влюбленности и счастья зачастую бывает недолговечным…

Как ни печально, но приходится признать, что миссис Морган была права. На четвертой неделе своего пребывания дома Изабелла открыла глаза, потянулась, подумала, не понежиться ли еще, но тут же вспомнила, что накануне письма от Ронни не было, и вскочила.

Значит, сегодня придет, подумала она, лихорадочно нажимая на клавиши.

Увы, ее ожиданиям не суждено было сбыться. Ящик оказался пуст. Немного разочарованная, она закрыла его, выключила компьютер и побрела в ванную. Но через секунду вернулась, снова включила и уселась перед монитором перечитывать предыдущие письма. Только через полчаса, насытившись нежными и такими важными для нее словами, Изабелла сумела оторваться от мерцающего экрана и лицом к лицу встретиться с новым днем.

Завтра, сказала она себе, завтра придет письмо.

Но нет, эта ее надежда не оправдалась. И завтра, и послезавтра, и на третий день почтовый ящик не содержал ничего, кроме спама.

Изабелла переходила от обид к беспокойству, к отчаянию, к гневу, потом к раздражению и так далее, по кругу.

Получается, Натали была права, горестно думала Изабелла, загружая тарелки в посудомоечную машину, направляясь в магазин или помогая отцу на конюшне. Он забыл меня. Все это ничего для него не значило. Пустая болтовня. Вот если бы я с ним переспала… Но он даже не пытался… Почему? Потому что не хотел меня? Но зачем же все эти слова, какие-то смутные обещания? Чего он ждал от меня? Что я сама кинусь к нему на шею? А я, дура, и не поняла… О, почему в тот вечер в машине я не соблазнила его? Почему не попыталась даже намекнуть, что…

Господи, что за чушь я несу? Рон Брендон – плейбой и бабник, гроза студенток и молодых преподавательниц – не нуждается в намеках. Он приходит и берет то, чего хочет. Значит, меня он просто не хотел. Вот так-то.

А я-то, наивная простота, полагала, что он совсем не такой, каким его считают. Думала, что разбудила в нем нечто хорошее, доброе… Да он ведь и сам говорил, что…

Впрочем, что толку размышлять об этом впустую. Мало ли что говорил. Слова ведь никого ни к чему не обязывают.

Да, но если все совсем не так? – вдруг шепнул ей голосок сомнения. А представь себе, что он заболел, лежит с температурой, всеми заброшенный и несчастный. Разве так не бывает?

Изабелла представила себе душераздирающую картину – белая смятая подушка, а на ней пылающее лицо, покрытое потом, губы запеклись и потрескались, на щеках горят лихорадочные пятна, волосы перепутались и прилипли к вискам…

Она содрогнулась и чуть было не кинулась к телефону заказывать билет на самолет, но вовремя очнулась и одумалась.