«Должно быть, наша», — подумал художник.

Подойдя к окну, Поль вскрыл телеграмму и сразу помрачнел. Этьен Кастель украдкой наблюдал за ним.

«Что все это значит? — размышлял миллионер, складывая листок и засовывая его в карман. — Утром он отменил назначенную встречу, а теперь назначает другую… Что же происходит?»

— Похоже, вы чем-то расстроены, — заметил художник. — Какие-нибудь неприятности?

— Приятного и в самом деле мало: неожиданное и очень срочное дело вынуждает меня отклонить ваше предложение, которое я с такой радостью только что принял. В девять мне нужно быть у одного из моих клиентов.

— Вы попадете на эту встречу, нисколько не нарушая наших планов, дорогой господин Арман. Мы сядем за ужин ровно в шесть, где-нибудь неподалеку от того места, куда вам нужно по делу, а в половине девятого вы спокойно отправитесь к клиенту, и не стоит слишком церемониться — я понимаю, что дело есть дело.

— Тогда сдаюсь. Но в половине девятого вы непременно отпустите меня…

В пять Поль Арман вышел с завода вместе с Этьеном и Люсьеном. Все трое устроились в карете, ждавшей художника с утра. Без четверти шесть они прибыли к ресторану на площади Гавра. Рауль Дюшмэн, пустившись вслед за ними от моста Нейи, не спускал с них глаз. Он тоже вошел в ресторан.

Было без четверти двенадцать. Все участники банкета в честь разносчицы хлеба уже явились. Госпожа Аманда, отпросившись у госпожи Огюстин, уже десять минут как сидела в кабинете; Марианна принесла ей обед.

— Вы ведь сделаете то, что обещали мне, правда? — спросила девушка у служанки.

— Непременно, сударыня. Не волнуйтесь ни о чем!

Марианна вернулась в общий зал. Овид Соливо, вертевшийся среди стоявших небольшими группами гостей, выглядел оживленным и много болтал, но на самом деле он был весьма встревожен. Ведь именно тех, на чье появление он так рассчитывал — агентов полиции, — в зале явно не было. Мимо него прошла Марианна. Склонившись к ней, Овид шепнул:

— Вы хорошо помните, что должны сделать?

— Не беспокойтесь, я ничего не забыла! Графинчик у меня под рукой. После кофе я пущу его в ход.

В этот момент в зал вошел унтер-офицер транспортной службы в сопровождении крестьянина лет шестидесяти. Соливо внимательно вгляделся, и лицо его прояснилось.

— Вот и агенты… — шепнул он себе под нос. — Теперь все в порядке.

Негодяй не ошибся: этих двоих и в самом деле прислал начальник полиции.

Вскоре в зал вбежала одна из разносчиц хлеба.

— Ну, дети мои, — воскликнула она, — мамаша Лизон идет…

— Тогда внимание! — объявил Лионец. — Сейчас самый старший из нас вручит ей букет.

Человек лет шестидесяти взял стоявший на столе огромный букет. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, воцарилась тишина. Вошла Жанна Фортье.

— Да здравствует Лиз Перрен! — послышалось отовсюду; человек с букетом подошел к виновнице торжества.

— Мамаша Лизон, — взволнованно произнес он, — примите этот букет в знак признательности от всех ваших друзей.

И в просторном зале вновь зазвучало дружное «Да здравствует Лиз Перрен!» Разносчица хлеба вытерла платочком глаза. Все бросились обнимать и целовать ее; охваченная вполне понятным волнением, она не знала, что и делать.

— Обед готов! Все за стол! — скомандовала хозяйка «Привала булочников».

ТуранЖо с Лионцем усадили Жанну на почетное место. Банкет начался. Овид Соливо, сидевший в том же ряду, чуть ли не под боком у Жанны, вносил заметное оживление, постоянно смеша окружающих.