— Прекрасно! — не отрываясь от своих вычислений, сказал Жак. — Будь любезен, налей мне чашку, положи немного сахара и принеси.
— Сию минуту.
Лицо Соливо осветилось живейшей радостью. Поль Арман с головой ушел в свои вычисления и сидел к нему спиной. Ни на секунду не теряя его из виду, Овид налил в чашку кофе, потом достал из кармана пузырек с канадской настойкой, вытащил пробку, плеснул в чашку примерно столовую ложку этого зелья, помешал, чтобы сахар растворился, поставил чашку с блюдцем на рабочий стол и сказал:
— Вот твой кофе, и пей его сразу же, иначе остынет.
— Спасибо.
Жак, не отрываясь от работы, на ощупь нашел чашку, поднес ко рту и отпил глоток.
— Ты что, водки туда добавил? — спросил он.
— Пару капель… Подлить еще?
— Нет, в самый раз. Алкоголь — враг работы.
Жак допил кофе, поставил чашку на блюдце. Соливо неспешно, с видом знатока, потягивал приятную смесь кофе с водкой, потом взял очередную сигарету и, закурив, стал украдкой наблюдать за лже-Арманом.
Вдруг тот дважды подряд провел рукой по лбу — совсем несвойственный ему жест. И тут же у него начали слипаться веки.
«Началось, что ли?» — гадал Соливо.
Овид не ошибся. Таинственная настойка и вправду начала действовать. Внезапно Жак вскочил.
— Что с тобой, братец? — спросил Соливо. — Тебе плохо?
— Пить хочу…
И залпом выпил стоявшую возле него вторую чашку кофе. Затем неровными быстрыми шагами заметался по комнате. По телу у него пробегала дрожь. Руки тряслись, лицо побагровело. Глаза засверкали.
— Определенно, братец, — продолжал разыгрывать из себя обеспокоенного родственника Овид, — по-моему, ты не в себе.
Жак замер на месте, внезапно расхохотался и сказал:
— Я — не в себе?… Полноте! С чего бы мне быть не в себе?
— Ты слишком много работал… Наверное, тебе нужно отдохнуть.
— Мне — отдохнуть? Да ни за что! Я не знаю усталости!… Я хочу пить… Пить!… Принеси мне что-нибудь получше. Да не смотри на цену! Я богат!
И, налив полчашки водки, он буквально опрокинул себе прямо в глотку эту страшную дозу спиртного.
«Ну, теперь я все узнаю!» — подумал Овид, а вслух сказал:
— Да, ты богат… благодаря своему изобретению.
— Которое я продал Джеймсу Мортимеру… своему тестю…
— Да нет, я не про то, — продолжал Овид. — Я про ту штуку, что ты изобрел за шесть лет, пока мы не виделись.
Бывший мастер вновь — как-то странно и отрывисто — расхохотался.
— А-а-а! — вскричал он. — А мы разве с тобой когда-нибудь раньше виделись? Разве я был знаком с тобой раньше, Овид Соливо?
И он, сверкая глазами, с угрожающим видом двинулся на «братца». Несколько обеспокоенный, Овид вскочил, готовясь удрать. Жак продолжал:
— Разве я из Дижона? Разве зовут меня Поль Арман?… Полноте! Умер Поль Арман! В женевской больнице умер… Мы с ним работали в одном цехе… Он отдал мне свое удостоверение, чтобы я переслал его родственникам… а поскольку мне нужно было спасать свою шкуру… я присвоил его имя… Ты что, идиот, не понял до сих пор? Думал, дурак, что я твой брат?
Лицо Жака все время подергивалось и постепенно принимало ужасающее выражение. Щеки его внезапно ввалились, из багровых став мертвенно-бледными; на губах выступила пена.
— Что, разве я плохо сделал? — заговорил он опять, надвигаясь на отступавшего Овида. — Разве не так поступил бы на моем месте любой мало-мальски ловкий человек?… Понимаешь?… Я сжег альфорвилльский завод, где работал старшим мастером; я убил инженера Лабру, своего хозяина; я украл его чертежи и забрал из кассы сто девяносто тысяч франков… целое состояние… Это было здорово! Я оказался так ловок, что предусмотрел все; после кражи вернулся на место преступления. |