В книге был напечатан портрет Клары Газуль. На самом же деле это был портрет Мериме в женской одежде. Волосы его украшала мантилья, а грудь – маленький крестик...

Некоторое время весь Париж только и говорил об этой загадочной Кларе Газуль, а Мериме, посвятивший в свой секрет лишь нескольких друзей, от души потешался над этим. Можно представить себе, как он однажды позабавился, когда один испанец сказал ему:

–    Перевод, конечно, неплохой, но если бы вы прочитали эти пьесы в оригинале...

В конце концов стало известно, что Мериме просто выду¬мал Клару Газуль... Никто не осудил его за это. Наоборот, его поздравляли с необыкновенным талантом драматического пи¬сателя, а критики даже писали о том, что родился новый Шекспир.

Два года спустя Мериме проделал еще одну шутку, на сей раз вместе с Жан Жаком Ампером. Приятели хотели совершить путешествие, но у них не было денег.

–    Давай опишем наше путешествие, а на деньги, получен¬ные от публикации книги, поедем посмотрим, похожа ли страна на наши описания,– предложил Мериме.

Поскольку со времени публикации «Народных песен со¬временной Греции» в моду вошел фольклор, Мериме выпустил сборник народных песен Далмации, озаглавленный «Гузла», автором которого сделал некоего барда Гиацинта Маглановича. В него вошли баллады, якобы собранные в Далмации, Хорватии, Боснии и Герцеговине.

В предисловии вполне серьезно утверждалось, что Магланович сам исполнял эти баллады, аккомпанируя себе на гузле... И никто, как это ни странно, не заметил, что название сборника составлено из тех же букв, что и фамилия «испанской актрисы» Газуль... Пушкин, попавший в ту же ловушку, что и остальные, даже перевел на русский язык несколько баллад «как весьма любопытный образец иллирийского гения»...

Потом Мериме совершил путешествие в Испанию. Позднее рассказывали, что в Гренаде он стал автором весьма своеобраз¬ной мистификации... Обратимся к фактам. Если они верны, то следовало бы внести некоторые коррективы в историю Фран¬ции.

По пути в Мадрид Мериме познакомился в дилижансе с человеком, который откликался на замечательное имя – дон Киприано Гусман Палафокси Портокарреро, граф де Теба. Он был младшим братом графа де Монтихо. Супруга графа де Теба Мануэла была красивой, умной, образованной дамой вулканического темперамента. Вскоре Мериме стал другом графа и графини де Теба. Главным образом графини, как утверждают злые языки... Что вполне возможно, поскольку красавица Ма¬нуэла, о похождениях которой злословила вся Гренада, дейст¬вительно могла пополнить список своих любовников молодым и блестящим французским писателем (Мериме было в ту пору 27 лет).

Однако вы вправе спросить, что общего у истории Франции с этим делом? Не торопитесь делать выводы. После смерти своего старшего брата граф де Теба унаследовал титул графа де Монтихо. В один прекрасный день 1831 года под этим именем он прибыл в Париж с Мануэлой и двумя дочерьми Паккой и Эугенией, которой через 22 года суждено было стать императ¬рицей Франции.

Когда семья устроилась в Париже, ее стал часто навещать Мериме, не только ради удовольствия встретиться с Мануэлой, но и для того, чтобы заняться с малышкой Эугенией, которую он окружил особой заботой. Он играл с ней, прилагал все усилия, чтобы развить ее интеллект, занимался с ней правописа¬нием, исправлял ее сочинения на заданную тему, короче говоря, с истинно отцовским усердием занимался ее образованием. Такое отношение к девочке не ускользнуло от внимания знако¬мых Мериме, и за его спиной начали шушукаться о том, что Эугения де Монтихо – его дочь. Еще одно доказательство это¬му– милости, которыми Мериме осыпали при дворе, когда Эугения стала супругой Наполеона III.