Глаза её горели недобрым. — Какие будут предложения? Пойдём снова удалим этот дуб, и потом всё опять по кругу?
— Есть другие идеи?
— Есть. Бросить это всё к чёрту. Набрать побольше воды и прорываться наружу. Найти цивилизацию, попросить помощи. Мы же знаем, где дорога.
— Ведра по два мы с Сергеем утащим, — подумал Антон вслух. — Если найдётся столько вёдер. Вы сможете по одному утащить? Нам ведь ещё нормальной воды с собой нужно. Ну, живой. Иначе можем за периметр не пройти.
— Утащим. — Евгения переглянулась с Катериной, та кивнула. — За нас не беспокойся.
Когда они поднялись из подполья в кухню, там на полу стояло шесть вёдер. Одно полное, с мёртвой водой, остальные пустые.
— Мне кажется, что над нами смеются. — Сергей обвёл взглядом остальных. — Ведь только что сказали, если будет столько вёдер. Пожалуйста, ровно столько и выдали. Ну? Всё ещё хотим по этому плану действовать?
— Да. Если есть другие идеи прямо сейчас — говори.
Сергей почесал затылок, затем, вздохнув, развёл руками.
— Тогда вперёд. Мы уже знаем, как пересечь границу. Дойдём до шоссе, там разберёмся. Все готовы?
Чудища — кем бы они ни были — безнадёжно отстали, но люди и сами едва плелись. Сразу за невидимой границей, пересечь которую без живой воды не удавалось, началось царство вечной усталости, они прошли меньше сотни метров, а ноги уже бастовали, ныла спина, темнело в глазах и во рту пересохло. Пей не пей, толку почти не было, проходила пара минут, и жажда возвращалась.
— Вон за той горкой, — с трудом проговорил Антон, помогая Катерине подняться на ноги, она падала или садилась с размаху чаще остальных. — Там уже должна быть дорога. Шоссе. Ещё немного.
Они взобрались на горку, рюкзаки уже давно были брошены, тащили только вёдра уже в основном пустые да собственные бутылки, с обычной, родниковой водой. Взобрались, и пейзаж сместился, потёк, они успели только заметить, как возник, собрался из пыли да грязи под ногами огород бабы Нюры, воздвигся из ниоткуда её дом, незримая рука щедро разбросала по небу вату облаков. Сама баба Нюра стояла у дверей и что-то говорила им, она кричала, но слух не действовал. Только и заметили, как выхватила она ведро из рук Антона, и окатила всю честную компанию, с головы до пят.
— Я так долго не выдержу. — Евгения посмотрела в свою записную книжку. — Если это я писала, а почерк похож на мой, то мы здесь сидим уже девяносто шестой раз. Что происходит? Чего от нас хотят?
Раз за разом подземный круглый зал дополнялся мелкими, но интересными подробностями. На экранах вокруг возникали картины, причём не картины Земли, или космоса, они уже обсуждали мысль, что это внеземной космический корабль. Нет, там были странные, поразительные, но интересные виды и ролики, словно прокручивали снятую на любительскую дрожащую камеру и неумело смонтированную кинохронику.
Чего там только не было! Перед бабой Нюрой на крайнем слева от прохода экране показывались события Великой Отечественной войны. Партизаны — или неважно кто, главное, что — наши, вооружённые люди брали штурмом здание, и несколько минут спустя выводили поднявших руки людей в чёрных мундирах с нацисткой символикой. Сама баба Нюра, тогда ещё русоволосая, невысокого роста девушка с автоматом в руках, бежала навстречу и обнимала одного из солдат — улыбающегося, рослого парня. Повторялось это вновь и вновь, без звука.
На других экранах тоже была хроника самых разных лет. Не всё было понятно. Четверо бодрствующих бродили по этому молчаливому кинозалу, где каждый спящий зритель сидел перед повторяющимся фильмом, и пытались понять хоть что-нибудь. Чугунок, нервно вздрагивающий кончиком хвоста, посматривал по сторонам, но никуда не убегал. |