Его семья умерла в Токио во время войны, моя тоже. Все отвернулись от него, как случалось со многими солдатами, вернувшимися домой с позором. Я была ему очень нужна, хотя я была молода — мне было только шестнадцать. У меня не было никого, кроме Харуки, и он принял и ее и те обстоятельства, в которых нам пришлось жить, чтобы заботиться о Харуке. Даже сейчас он очень добр к Харуке и он бы заботился о ней, если бы я увезла ее отсюда.
— Так почему же вы этого не сделаете? — поинтересовалась Марсия. — Возможно, это было бы лучше для всех.
— Она такая добрая, такая смелая, — говорила Чийо, как будто не слыша Марсию. — И она такая… такая прекрасная. И несчастная. Когда вы сюда приехали, я невзлюбила вас, потому что я боялась, что вы можете обидеть Харуку. Теперь я думаю, что было бы лучше, если бы ее обидели и все это прекратилось.
— Джером влюблен в женщину, которая… — Марсия запнулась и замолчала.
Хотя она не досказала, Чийо поняла.
— Что такое сумасшествие? Разве каждый из нас в своем роде не сумасшедший? Ваш муж, возможно, тоже сумасшедший! Даже вы, потому что приехали, чтобы увезти его обратно. Какой вы мне показались глупой, когда впервые я вас увидела. Однако теперь я не думаю, что вы глупая или сумасшедшая. Может быть, Харука мудрее всех нас, потому что она ближе всех к другой жизни. Нужно видеть ее постоянно, чтобы не перечить ей.
Она направилась в сторону улицы, и Марсия пошла с нею.
— Как жаль, что вы не можете увезти вашего мужа на родину, — посетовала Чийо. — Это было бы самое лучшее. Харука была бы огорчена, но она бы поехала со мной и с Ичиро и, вероятно, справилась бы с огорчением, вызванным его отъездом. Но ваш муж остается, поэтому для всех нас нет выхода.
— Он ни за что не вернется домой со мной, — сказала Марсия, но не добавила, что больше не хочет, чтобы он возвращался с нею.
— Я скажу Ичиро, что я должна остаться здесь, — печально произнесла Чийо. — Другого выхода нет. Теперь мне пора на урок. Вы не хотите пойти и посмотреть?
В тоне Чийо было нечто такое мягкое и извиняющееся, что Марсия не могла ей отказать. Они пошли по узкой улочке, что шла параллельно реке, и эта часть Киото называлась «Понточо» — один из главных кварталов гейш. Они пересекли эту улочку и оказались на еще более узкой — едва ли шире, чем тропинка между близко стоящими домами. Чийо свернула в эту улочку как раз в тот момент, когда вновь начался дождь, и вошла в трехэтажный дом. Марсия слышала доносившиеся сверху звуки барабана и пение.
Они оставили свою обувь при входе и поднялись по узкой лестнице. Большая комната наверху предназначалась для учителя и учеников, небольшая смежная комната, застланная матами, была отведена для посетителей и учеников, ожидающих начала занятий.
Чийо тихонько вошла и поклонилась женщине-учительнице, в то время как Марсия села на подушки в комнате для посетителей. У нее было странное ощущение, что она во сне. Рано или поздно она опять вернется в реальный мир, но сейчас она была рада отвлечься.
На учительнице было темно-серое кимоно и оби темного цвета. Волосы ее были зачесаны назад и собраны узлом. Она сидела, поджав ноги, у большого полированного куска дерева и в каждой руке держала по палочке из белой кожи, округленной со стороны ручки и расплющенной в виде лопаточки на другом конце. И этими палочками она извлекала звук, сильно ударяя по куску дерева.
Каждая из четырех девушек держала по ручному барабану, который имел форму песочных часов с диафрагмой с каждого конца. Одной рукой они держали свои барабаны, висящие на шелковых тесемках у плеча, другой рукой они по ним стучали.
Учительница не только отбивала ритм своими кожаными палочками, но и сопровождала его пением, а ученицы эхом подпевали ей. |