Сирвенайя фыркнула, сгоняя с себя свянича, сползла обратно в море и почти не шевельнув ластами исчезла, мгновенно набрав крейсерскую скорость. Ю‑ю, взвизгнув, ринулся было следом, но Паянна поймала его за пятку.

– Ты вот что, княжна, – проговорила она, подымаясь. – Ежели хочешь что вспомнить – плюнь и займись другим делом. Потом само собой припомнится.

– Опять плеваться… – брезгливо пробормотала принцесса. – И что это у вас сегодня все советы какие‑то одинаковые? А для других дел уже поздновато. Прокачусь‑ка я лучше.

– Смотри, не простудись! О, локки полосатые…

Однако прокатилась. Крылатый конь недовольно всхрапнул, почувствовав под копытами нелюбезную его сердцу мелкую гальку. Восточный мыс. Первая луна уже покатилась вдогонку заходящему солнцу, и пепельно‑лиловое марево прикрыло цепь островов, убегающую к архипелагу Алэла. Тут же непрошено приплыла мысль, что ведь у Невесты тоже есть луна, исполинская, изрытая темными провалами… Забавно, и что это ее так тянет на эту пережаренную планету? Да ничего не тянет, просто немножечко любопытно, и все. Достаточный повод, чтобы заглянуть туда еще раз. Одним глазком. Хоть па минуточку…

О, проклятие, те же самооправдания и на том же самом месте! «Хочу» – вот достаточный повод для принцессы Джаспера. Так было, так есть и так будет.

– Подожди меня здесь, – шепнула она коню, соскальзывая с седла. – Я ненадолго…

И джасперянский вечер сменился предрассветным ослепительным сиянием невестийской луны. В воспоминаниях она казалась даже не такой неправдоподобной, как на самом деле. Точно готовая обрушиться в хаос столпообразных утесов, громадная, ослепляющая, она была как‑то по‑драконьему безжалостна в холодном своем сиянии; белый мертвенный свет давил на кожу ощутимо и упруго, так что от него хотелось уползти в тень. Было в нем что‑то от неумолимой тяжести палаческого топора…

Принцесса уже приготовилась нырнуть в знакомую лазейку под панцирной листвой, как вдруг навстречу ей вылетел какой‑то меховой ком, от которого она отшатнулась, приняв его за здешнего зверя; но край лиственного полога с металлическим звоном приподнялся, и с радостными криками навстречу ей высыпала целая ватага невестийцев. Она досадливо поморщилась – ну вот, опять сейчас начнется поголовное упадание ниц и поскуливание: «Выбери меня…»

Ничего подобного. Кто‑то подхватил с земли самодельный мяч и запустил в нее, так что ей понадобилась вся природная ловкость, чтобы увернуться. Раздались одобрительные возгласы, ну совсем как на турнире. Заметив, что в нее снова целятся, она успела приготовиться и отпрыгнула в сторону легко и непринужденно, думая только от том, чтобы не забыться и в следующий раз не представить себе привычное ничто, как она делала всегда, когда хотела ускользнуть от чего‑то нежелательного.

Но тут случилось вовсе невероятное: кто‑то совсем непочтительно подставил ей ногу, и она, ойкнув, растянулась на земле, царапая себе коленки.

– А ты увертлива, хорошо играешь, – одобрительно произнес виновник ее падения. – Только вот забываешь под ноги глядеть. Ушиблась?

– Дал бы руку, – проговорила она, пытаясь подняться.

– Это еще с какой радости? Лежи, тебя же вышибли!

Она с замиранием сердца почувствовала, как стремительно теряет добрый десяток лет, превращаясь в проказливую пигалицу, гоняющую мяч со своими братьями на заднем дворе королевской резиденции. Именно там ей в последний раз в жизни ставили подножку…

Меховой ком прошелестел у нее над головой и шмякнул ее обидчика по плечу. Тот взвыл от обиды и повалился на землю, дрыгая ногами:

– У, крылан меня забери! Говорил же – нельзя девчонок в игру принимать! Как засмотришься, так сразу удар проморгаешь… – он перевернулся на живот и подполз к ней, извиваясь, как уж.