—  Будто мне пойти некуда! Это суд решит, кому тут жить, а кому уйти! Не распускай перья, не нарывайся!

   —  Короче! Я свое сказал! Полчаса и ни минутой больше! — вышел на балкон, прихватив курево.

   Колька вскоре забыл, о чем спорил с Катькой. Он разглядывал людей, дома, окна, наблюдал, как там, напротив идет жизнь.

   Вон мужик схватил ребенка на руки, кружит над головой, подбрасывает до потолка, целует мальчонку, тот от радости ручонки раскинул, хохочет видно. А вон и баба, мужика обняла, прижалась к нему, плечи гладит. Значит, любит, живут счастливо, ни то, что Колька. Не брешутся, не спорят.

   Этажом ниже старики в телевизор смотрят. Сидят, прижавшись друг к другу. Совсем старые, седые, а голова бабки на плече у старика. Дед гладит ее, обнял старуху. Хоть и старые, а тепло не растрачено. Сколько лет вместе прожили, небось не спорят, кто кому рубашку стирать должен,— думает Колька.

   А вот там, на самом верхнем этаже клеят обоями стены квартиры муж с женой. Не спешат. Наклеят полосу, отойдут в сторону, смотрят, обсуждают. Дружно работают, вон мужик даже в щеку бабу чмокнул. Видно любит ее. Колька по светлому им завидует, вздыхает.

   На первом этаже молодая пара бесится, танцуют. Друг перед другом выделываются. Но вот парень не выдержал, схватил девчонку на руки, понес в другую комнату и мигом погасил свет.

   —  Живут люди! Любят друг друга и все у них путем. И только у меня жизнь через жопу, ни тепла, ни радости в ней не вижу,— вздыхает человек и слышит, как сосед внизу тоже вышел на балкон подышать воздухом, следом за ним жена появилась, спросила тихо:

  —   Леш, дай мне денег, хочу завтра в парикмахерскую зайти, да вечером хотим с нашими бабами в кафе сходить. Сразу у двоих день рожденья. Там и отметим.

   —  Мне с машиной разобраться надо. Двигун глянуть пора. В мастерскую поведу. Сколько ремонт затянет, не знаю. Так что погоди со своим бабьем. Машина важнее!

  —   Леш! Ну, я уже пообещала!

  —   Пешком ходить будешь. Выбирай!

  —   Ну и скряга же ты! — ушла, хлопнув дверью обидчиво.

   Внизу мужик обезьянку на поводке вел. Та шла спокойно, пока не увидела бульдога. Того тоже на прогулку вывели. Пес на каждое встречное дерево лапы задирал, видно долго терпел, теперь дорвался. Но увидел обезьянку и забыл, зачем его на улицу вывели. Сразу в стойку стал. Глаза покраснели, шерсть дыбом по всей спине, из пасти рык вырвался. Забыл о хозяине, да как рванул к мартышке, хозяин поводок не удержал. А пес вздумал выяснить обезьянью породу, сорвать с нее все тряпки, в какие нарядили люди. Мартышка, приметив пса в последний миг, быстро взобралась на плечо к хозяину и оттуда корчила рожи, кричала что-то злое, обзывала пса за испуг обезьяньим матом. Бульдог бесновался, рычал, лаял, обоссал все ботинки и брюки мартышкиного хозяина, прыгал, чтоб снять с плеча гнусную зверюгу. А та, пользуясь высотой, обоссала бульдога сверху.

   Мужики пытались поскорее развести своих питомцев. Но бульдог заупрямился. Ему было обидно, что какая-то мартышка осквернила его при всех. А обезьянка и внимания не обращала на пса. Ковырялась в волосах на голове хозяина. Что-то искала в них. Гладила человека, вот что-то нашарила в волосах, сунула в пасть, щелкнула зубами, блаженно улыбнулась, обняла хозяина за шею.

   —  Хоть зверюга, а все ж баба! Хитра! Вон как приспособилась.