— А придумаешь? — оживился Паша.

— Придумаю, — твердо пообещал Сырцов.

— Где ты свою машину оставил? — без надежды на ответ задал главный вопрос Паша.

— Ищите, — посоветовал Сырцов.

— Опасно, конечно, но придется, — согласился Паша. И Малышу: — Димон, тебя здесь в округе никто никогда не видел. Ты пойдешь.

— Когда? — без удовольствия поинтересовался Малыш. Куда исчез недавний бомж?! Перед Сырцовым стоял благообразный и процветающий мужчина, по виду бывший спортсмен.

— Сейчас!

— Где искать? — потребовал конкретизировать задание Малыш. — Ты эти места знаешь.

— Четыре улицы… — начал было Паша, но Малыш перебил:

— Здесь, как я понимаю, только четыре и есть.

— Вот-вот. Все четыре. И лесок за шоссе как следует прошерсти. Найдешь и отгонишь к водохранилищу. Там высокий бережок и достаточная глубина под ним. Вот туда его автомобильчик и скинешь. Там безлюдно.

— Теперь всюду людно, — сказал Малыш, вставая. — Но постараюсь.

Паша протянул ему ключи, которые лежали на столе в компании со всем сырцовским арсеналом. Малыш взял ключи и бесшумно исчез из схрона. Поднялся и Паша, чтобы присесть на топчан совсем рядом с Сырцовым. Очень хотел ему в испуганные глазки посмотреть. Посмотрел и удивился: взгляд у Сырцова был не совсем осмысленным, но не испуганным.

— Тебя, я думаю, сюда Рекс привел. Уходить буду — обязательно пристрелю этого пса-идиота. И Лукьяновне башку оторвать следовало бы. Это она, маразматичка, сюда с ним ходила.

— Откровенен, — констатировал Сырцов. — Значит, решил меня кончать.

— А как же! — радостно подтвердил Паша. — Обязательно кончу! Ужасно руки чешутся сделать это как можно быстрее. Но… — Он мельком глянул на свои наручные часы. — С трупом в одном помещении шесть с половиной часов находиться противно. Я тебя прямо перед уходом кончу.

— Малыша отослал, чтобы выговориться всласть?

— Да нет. По делу. Но ты прав, выговориться хочется.

— Излагай, — одобрил его намерение Сырцов.

— Ишь ты, супермен сраный! — вдруг разозлился Паша. Он фалангами среднего и указательного пальцев правой руки прихватил сырцовский нос и с яростью стал выворачивать его в разные стороны. Слезы покатились у Сырцова из глаз. — Плачешь? Плачь, плачь, жук навозный!

Перестал вертеть нос, радостно оскалился. Сырцов ощутил, как теплые струйки от уголков глаз поползли к ушам.

— Ты бы лучше мне глаза луком натер. Просто навзрыд зашелся бы.

— Лука нету, — признался Паша и добавил: — Вроде бы полетело все к чертям собачьим, и я в бегах, как загнанный волк, а глядя на тебя такого — в полном удовольствии и, можно сказать, счастлив.

— Какой ты волк, — сказал Сырцов. — Шакал.

Паша опять зашелся в ярости. С двух рук бил и бил по ненавистной морде. Утомился, встал и оповестил:

— Это еще цветочки, свинья недорезанная.

Теперь не слезы, кровь текла из разбитого носа, из поврежденных губ. Сырцов помолчал, потом предупредил:

— Забьешь меня до беспамятства — некому будет рассказывать, какая ты необыкновенная и исключительная личность.

Выпустив пар, Паша значительно улучшил свое настроение. Сел на скамью, склонил голову набок, поморгал, размышляя, с чего начать. Начал с вопроса:

— Ты когда меня просек?

— Когда узнал, что Элеонора — твоя племянница.