Рэмзи кивнул и проводил Тони до поворота коридора. Когда он вернулся, то увидел сидящую в кресле у стола Пенелопу. Она с любопытством разглядывала лежащие перед ней коробку и пакет.

— Ты поступила не очень хорошо, — сказал он, нахмурившись. — Почему ты не проводила лондонского агента?

— Не читай мне нотаций, — откликнулась она, вздернув подбородок. — Я давно уже не ребенок.

Вновь опустив глаза, Пенни принялась внимательно разглядывать что-то лежащее между коробкой и пакетом, нервно поигрывая надетым на палец ключом. Это беспокойное движение, обличавшее ее волнение, заставило Рэмзи снова ощутить тягостное чувство вины перед ней. И все же он и теперь не хотел рассказывать ей о своем прошлом, считая, что время для этого еще не пришло.

— Мистер Бейли просил меня извиниться за его бесцеремонное вторжение, — сказал О'Киф, увидев, как вздрогнули ее плечи. — Все проходит. И твое горе когда-нибудь пройдет.

— Что ты говоришь? — Она сердито прищурилась. — Разве ты знаешь, что я чувствую? Моя лучшая, моя единственная подруга исчезла, утонула, погибла, пропала, умерла! А я так никогда и не узнаю, как это случилось. Я уже было смирилась с этой мыслью и решила тихо оплакать свою потерю. Но и тут мне не дают покоя! Мешают мне на каждом шагу.

— Что ты, радость моя, — возразил ей Рэмзи, — никто не мешает тебе плакать сколько ты пожелаешь.

— Нет, мешают! — в ярости воскликнула она. — Эти проклятые Блэквеллы с их ящиками и ключами! Эти несносные агенты с деловыми сосредоточенными физиономиями! Пакеты, письма, сундуки. Да пропади они все пропадом! — Пенни вскочила и стукнула кулаком по столу. — Валялись бы в своих хранилищах и дальше. Две сотни лет пролежали, могли бы пролежать и еще две сотни. Так нет же! Вылезли! Извольте любоваться ими! Целуйтесь с ними, обнимайтесь. Ненавижу!

Она бросила ключ на стол и, резко повернувшись, направилась к двери. О'Киф попытался остановить ее, поймав за руку, но Пенни вырвала руку и, еще раз напоследок что-то злобно прошипев, вышла из комнаты. Он замер на месте, решив дать ей время прийти в себя и почувствовать тяжесть своего одиночества, которого она так жаждала сейчас.

— Женщина бросается в воду с переполненного пассажирами корабля, и никто ничего не видит. Это же абсурд! Нонсенс! — Пенелопа гневно хмурилась, прижимая к уху телефонную трубку, — Полиция должна расспросить всех, кто был в тот день на борту. Вы слышите меня, капитан? Да! Я думаю, что команда тоже несет ответственность за случившееся. Я еще выясню, как так происходит, что люди падают в море, кишащее акулами, с вашего судна, а вы спокойно позволяете им погибать в морских волнах. — Она перевела дыхание и, хотя все ее тело дрожало от едва сдерживаемой злобы, продолжила холодным язвительным тоном:

— Неужели? Не лгите мне. Я посмотрю, что вы запоете, когда к этому делу подключится полиция не только Багам, но и всей Америки. Да, да. Вы не ослышались. А пока желаю здравствовать.

Она положила трубку на рычаг и с вызовом скрестила руки на груди. «Спокойствие, только спокойствие», — прошептала Пенни, опуская глаза. Главное — это полный самоконтроль и собранность. Только так можно чего-нибудь достичь. И потому прежде всего надо успокоиться. Почувствовав, что приходит в себя, она подняла глаза и увидела выходящего из дома Рэмзи.

«Мерседес» весело катил по тихой неширокой дороге, обсаженной пышными карликовыми пальмами и маленькими апельсиновыми деревьями, отбрасывающими зыбкую тень на серую панель тротуара. Рэмзи сидел в мягком автомобильном кресле рядом с Энтони, лихо выкручивающим черный, матово поблескивающий руль, и любовался прелестными пейзажами, бегущими наперегонки мимо мелко подрагивающих им в такт окон.