Мне не нравится этот ответ. Я хочу, чтобы он был радостным, любимым, обожаемым, полным всего и всегда.

– Признаюсь, – добавляет он, – я чувствую больше этого рядом с тобой.

Это пьяняще, знать, что у меня есть сила, чтобы передать это.

– Ты счастлива? – спрашивает он.

– Я не была счастлива, – говорю я ему и чувствую, как он поворачивается, чтобы посмотреть на мое лицо. – И то, что ты снова рядом со мной, заставило меня это понять. – Мы останавливаемся на маленьком, скользком мостике посреди леса и смотрим друг на друга. – Ты заставляешь меня чувствовать так много всего, – признаюсь я, замявшись.

Он поднимает руку и осторожно натягивает мой хвост на кулак. – Меня тоже. Это всегда было правдой. – Переместив руку, чтобы провести ладонью по моим волосам, он пробормотал: – Кстати, я не пытался уговорить тебя остаться с Шоном. Я просто думаю, что ты слишком строга к себе.

Мои глаза скептически сужаются. – Я?

Кивнув, он сказал: – Я думаю, ты коришь себя за то, что была с Шоном. Именно поэтому я спросил о Фиби и…

– Эшли?

– Да. Эшли. – Он использует кончик указательного пальца, чтобы приподнять очки, и смотрит на густые деревья перед нами. – Ты ведешь себя так, будто ты с ним только потому, что это легко. Но в каком – то смысле он твой отец в этом сценарии, а ты – женщина, которая пришла после твоей мамы. Шон не так много может дать, но ты понимаешь, почему. В конце концов, ты бы не хотела пытаться заменить кого – то.

Я в шоке смотрю на него. Всего за несколько предложений Эллиот только что объяснил, почему мне имеет смысл быть с Шоном, и одновременно доказал, что он – Эллиот – единственный человек, который по – настоящему понимает меня. До этого момента я даже не замечала этой истины.

– Почему ты так добр ко мне? После всего?

Эллиот наклоняет голову, оглядывая меня. Конечно, он не видит все в таком свете. Он знает только о своем предательстве, но не о моем. – Потому что я люблю тебя?

Эмоции забивают мне горло, и мне приходится несколько раз сглотнуть, чтобы вымолвить слова. – Не думаю, что раньше я действительно замечала, насколько я оцепенела. Или заботилась, может быть.

Я вижу, как это задевает его, физически. – Мейс…

Я мрачно смеюсь над этим, над тем, как чертовски ужасно это звучит. – Это ужасно, не так ли?

Он резко делает шаг вперед, притягивая меня к своей груди. Одна рука гладит мой затылок, другая обхватывает мои плечи, и мне кажется, что я не плакала уже десять лет.

Тогда: Суббота, 3 июня

Одиннадцать лет назад

Мы с папой собрали вещи, чтобы провести лето в Халдсбурге. В моем желудке поселились нервные когти. Этим летом все было по – другому: Мы закончили младшие классы и были на пороге выпускного. Школа казалась более интересной, друзья – менее драматичными. И хотя мы с Эллиотом не пошли вместе на весенний бал – вообще не пошли, на самом деле, – лето всегда казалось тем временем, когда отношения между нами двумя претерпевали значительные изменения.

Мне было семнадцать. Эллиоту было почти восемнадцать. Прошлым летом мы целовались. Мы признались в чувствах. И с тех пор он смотрел на меня по – другому, скорее как на что – то, что можно поглотить, чем как на что – то, что нужно защищать. Как бы я ни пыталась думать, что мы можем остаться друзьями, которыми всегда были, я знала, что хочу большего. Он уже был одним из двух самых важных людей в моей жизни. Вместо того чтобы беспокоиться о том, как его потерять, я должна была сосредоточиться на том, как его удержать.

Я лежала на подушках в углу, когда он вошел в комнату в субботу после нашего приезда.

– Эй, ты, – сказал он.