|
Что он мог противопоставить ей? Только свою начитанность да свои аттестаты – а ведь она видела дом Карлейля! – Здесь, – добавила она, – и поговорить не о чем. Здесь только сплетничают. Увы, это было справедливо. На углу, возле изгороди, позади которой на фоне голубого неба красовались увешанные серебряными сережками и усыпанные золотистой пыльцой ивы, они, как бы повинуясь единому желанию, повернули и пошли обратно. – Здесь просто не с кем разговаривать, – сказала она. – Во всяком случае, в том смысле, что я называю разговором. – Надеюсь, – решился на отчаянный шаг Люишем, – что пока вы в Хортли… Он вдруг запнулся, и она, проследив за его взглядом, увидела, что навстречу им движется какая то внушительных размеров фигура в черном. – …мы, – закончил начатую фразу мистер Люишем, – еще раз, быть может, сумеем встретиться. Ведь он был уже готов договориться с ней о свидании. Он думал о живописных спутанных тропинках на берегу реки. Но появление мистера Джорджа Боновера, директора Хортлийской частной школы, поразительным образом охладило его пыл. Встречу нашей юной пары устроила, несомненно, сама природа, но, допустив к ним Боновера, она явила непростительное легкомыслие. И вот теперь, в ответственный миг, она скрылась, оставив мистера Люишема при самых неблагоприятных обстоятельствах, лицом к лицу с типичным представителем той общественной организации, которая решительно возражает inter alia против того, чтобы молодой неженатый младший учитель заводил случайные знакомства. – …еще раз, быть может, сумеем встретиться, – произнес мистер Люишем, упав духом. – Я тоже надеюсь, – ответила она. Молчание. Теперь совсем отчетливо видны были черты лица мистера Боновера и особенно его черные кустистые брови; они были высоко подняты, что, вероятно, должно было выражать вежливое удивление. – Это мистер Боновер? – спросила она. – Да. И снова долгое молчание. Интересно, остановится ли Боновер, чтобы заговорить с ними? Во всяком случае, этому ужасному молчанию следует положить конец. Мистер Люишем мучительно искал в уме какую нибудь фразу, какой можно было бы с достоинством встретить приближение начальства. Но, к его изумлению, ничего подходящего не находилось. Он сделал еще одно отчаянное усилие. За разговором они могли бы со стороны выглядеть весьма непринужденно. Молчание же – красноречивое свидетельство вины. – Чудесный день нынче, правда? – спросил мистер Люишем. – В самом деле, – согласилась она. И в эту минуту мимо прошел мистер Боновер; лоб его, если можно так сказать, весь уполз куда то вверх, а губы были выразительно поджаты. Мистер Люишем приподнял свою квадратную шапочку, и, к его удивлению, мистер Боновер ответил ему подчеркнуто низким поклоном – его шляпа описала полукруг, – бросил испытующе недоброжелательный взгляд и прошествовал дальше. Люишема до глубины души поразило подобное преображение обычно небрежного кивка директора. Так до поры до времени завершился этот ужасный инцидент. На мгновение Люишема охватил гнев. С какой стати вообще то Боновер или кто нибудь другой будет вмешиваться в его жизнь? Он вправе разговаривать с кем хочет. Быть может, их представили друг другу по всем правилам – Боноверу то об этом неизвестно. Скажем, например, их мог познакомить юный Фробишер. Тем не менее от радостного настроения Люишема не осталось и следа. Весь остаток разговора он вел себя удивительно глупо, и восхитительное ощущение смелости, которое до сих пор вдохновляло и изумляло его во время беседы с ней, теперь позорно увяло. |
