— Эта парка… Это не та, что я вам одолжил.
Элма бросила на него раздраженный взгляд.
— А вы что, следите за тем, чтобы островитяне следовали моде, которую вы задаете как диктатор? Да, это не та, что вы мне дали. Та сейчас сушится после стирки: я ее сильно запачкала в грязи, и мне пришлось позаимствовать эту в чулане. А что, нельзя было? Почему вы спрашиваете?
— Потому что это одна из моих парок, и песцы признали ее.
— А, так это они вас собирались съесть? Неудивительно.
Он покачал головой.
— Обычно я ношу в карманах сушеное мясо морского льва, которым кормлю песцов, когда представится случай. Они просто пришли за своим угощением, а вовсе не с целью вцепиться вам в глотку.
Угощением? Не веря своим ушам, Элма опустила руку в карман и нащупала пакет, внутри которого находились какие-то крошки. Значит, это правда.
Крейтон прокашлялся.
— Вообще, должен признать, что на меня еще никто так резво не нападал.
Элма вздрогнула. Нападал? Никто не нападал… Наконец вся сцена предстала перед ее глазами в совершенно ином свете. Щеки женщины по крылись румянцем: это она несколько минут назад напала на своего спасителя, вцепившись в него, как дикая кошка!
Собравшись с мыслями и решив не давать Крейтону инициативы в новой начинавшейся перепалке, она с вызовом спросила:
— Откуда мне было знать, что у вас в карманах мясо для диких животных? Кто вообще носит мясо в карманах?
— Я…
— Вы неисправимы, — заметила Элма и поспешила прочь. Но по дороге она бросила взгляд на одного из оставшихся песцов, доедавшего то, что было изначально заключено в разорванном в клочья пакете. — Что это? — выдохнула женщина, боясь услышать ответ.
— Хлеб.
— Хлеб? — переспросила Элма.
Он обреченно пожал плечами.
— Сегодня утром в деревне была распродажа свежего хлеба, и я как раз купил.
Наблюдая, как остатки сегодняшнего приобретения Крейтона на ее глазах отправились в какую-то невидимую нору, Элма испытала чувство вины.
— Вы бросили хлеб, чтобы спасти меня?
— Пустяки, забудем об этом. Через месяц опять распродажа. Правда, меня уже здесь не будет…
Она уловила нотку грусти в его голосе и не смогла сдержать улыбки. Итак, и у этого человека были свои слабости.
— Так-так, лососевый магнат любит полакомиться свежим хлебушком, — поддела она Крейтона.
Однако улыбка на его лице оставалась по-прежнему доброй и по-детски бесхитростной.
— Да, люблю. Теплый, свежевыпеченный домашний хлеб…
В глазах Элмы появилось задумчивое выражение.
— Я вам испеку хлеб. А Люси еще пообещала мне дать какой-то особенный рецепт варенья из клюквы.
— Так. И какую же цену вы потребуете с меня за эту услугу?
— А такую… — Она повернулась, и взгляд ее говорил: «Вот и я поставила вас на место». — Я испеку вам хлеба и наварю целую банку варенья. А вы взамен перестанете подтрунивать надо мной.
— Я? — Его улыбающееся лицо было сама невинность.
— Именно вы.
— Не знаю, не знаю. Вы просите слишком много. У нас на острове так мало развлечений. — Он обнажил зубы в улыбке.
Она шутливо ткнула его пальцем в грудь.
— И вы также должны прекратить говорить в таком тоне, как будто мы собираемся слиться в экстазе, — ворчливо проговорила Элма, и только мгновение спустя закусила губу, испугавшись, что зашла слишком далеко. Все это время она никак не могла забыть те взбудоражившие ее мгновения на берегу, когда она была в объятиях Крейтона и с губ ее сорвались слова, которые она не собиралась произносить. |