На какое-то мгновение глаза Крейтона перестали излучать беспросветную тоску — или Элме только показалось? Она внимательно всматривалась в его лицо и не находила даже отдаленного намека на страстное желание, которое ожидала увидеть. Но было ли это новое выражение ей приятнее старого?

— Элма? — мягко окликнул он.

— Ах, да… Конечно, испеку. Я сделаю свой любимый хлеб грубого помола, — заявила она решительно. — К какому часу он должен быть готов?

— Начало праздника в час дня. Идти тут недалеко — доберемся за несколько минут. — Он замолк, как будто обдумывая что-то. — Я однажды пробовал хлеб грубого помола. Буханки из него тяжеловаты — как вы считаете, сами дотащим или придется воспользоваться автокаром?

Эта попытка внести расслабляющую нотку в их беседу удивила Элму. Она внимательно посмотрела на Крейтона и, хотя подавила улыбку, чуть было не возникшую на лице, все же почувствовала себя лучше. Как ему удалось одной-единственной шуткой рассеять напряжение, возникшее между ними и ощущаемое чуть ли не физически? Покачав головой, она протестующе воскликнула:

— Вы меня когда-нибудь добьете своим юмором!

В глазах его мелькнуло тщательно скрываемое удовлетворение.

— Поосторожней. Ваши медоточивые речи заставят меня потерять голову.

С притворным гневом, она парировала:

— Хороший удар под коленку быстро вернет голову на место.

На сей раз лицо Крейтона потемнело. Уже уходя, он бросил через плечо:

— Я мужчина, Элма, но не мазохист.

В час дня Элма вынула из печи свежие, источающие пар и восхитительный аромат буханки. Спустя несколько минут ее собственный вклад в общий стол был аккуратно завернут в бумагу и уложен в корзинку, а сама она присоединилась к остальным, ожидавшим ее у выхода на веранду.

Хозяин дома в одной руке держал свой рыбный пирог, а другой придерживал дверь. Как только Адел и Бен вырвались на волю, их быстро след простыл. День выдался хмурым, что вполне соответствовало настроению Элмы. И они с Крейтоном в гнетущем молчании направились к берегу. Прошло минут десять, и глаз стал различать впереди пробивающиеся сквозь туманную мглу мерцающие огоньки.

— Из чего тут жгут костры? На острове практически нет деревьев.

— Деревянные предметы, прибитые к берегу. Ненужные картонные коробки. Любой мусор, который горит. — Он замолчал ненадолго, и единственным звуком, который могло запечатлеть ухо, был шорох травы под их ногами. — Рассказывают, — продолжал Крейтон, — что когда-то за каждым деревом на острове можно было обнаружить прекрасную женщину. И любой из аборигенов-мужчин хвастал тем, что срубил все деревья, поскольку ни одна красавица его не удовлетворила… Местная шутка, — помолчав, пояснил он.

— Почему же вы не пошутили, заявив, что это вы срубили последнее дерево? В том, что вы рассказали, нет ничего смешного.

Он пожал плечами.

— Вероятно, оттого что я не разыскиваю красавиц.

Она тихонько вздохнула, потрясенная, хотя и не понимая, чем именно. Чего же она хотела услышать? Какую-то бессмысленную чушь? Что-то вроде: «Зачем мне искать красавиц за деревьями, когда рядом со мной ты, моя любимая?» Видимо, она совсем теряет рассудок. Этот мужчина ею совершенно не интересуется, ясно как Божий день. Может, он был бы не прочь, чтобы она согрела его одинокую постель, но вряд ли задумывается о чем-то большем. Элма передернула плечами и отвернулась.

— А что бы вы хотели услышать от меня? — поинтересовался Крейтон. — Что вы сами красавица? Вам просто необходимо слышать это постоянно?

Ее пальцы только сильнее сжали ручку корзинки, а глаза невидяще устремились вперед.