— Я одинокий мужчина, Элма. Вы же так прекрасны, и от вас идет такое тепло… а я, — тут голос Крейтона понизился до шепота, — всего лишь слабый человек. И я приказал себе никогда больше даже не пытаться вас поцеловать. Никогда. — Он с горечью усмехнулся. — Но с того первого раза, когда я это сделал…
Движение ложки по дну кастрюли прекратилось, и Элма замерла, почти бездыханная, ожидая продолжения прерванной на полуслове фразы. Губы ее сжались. Черта с два она спросит его о том, что хотела бы знать больше всего на свете: с того первого раза, когда он сделал это, — что произошло?
Когда запеканка наконец была перемешана, Элма вывалила содержимое кастрюли на большую сковороду и поставила в духовку. По-прежнему стараясь не встречаться с Крейтоном взглядом, молодая женщина решила, что в создавшейся ситуации самое лучшее для нее — постараться не замечать присутствия мужчины в кухне. Она собрала грязную посуду в раковину и включила воду.
— Элма, — наконец произнес он извиняющимся тоном, — я был не прав, поцеловав вас. Но, черт побери, вы такая возбуждающая женщина.
Элма продолжала мыть посуду, однако ей понадобилось все ее внимание, чтобы не разбить что-либо. Хотя внешне она не проявляла интереса к тому, что говорил Крейтон, все ее чувства, каждая клеточка тела были прикованы к его словам.
— Вы возбудили во мне такое острое желание коснуться вас, что сейчас я сердит сам на себя за то, что не устоял перед соблазном, — продолжал он. — Я не строил никаких планов относительно вас… — Он оборвал речь еле слышным проклятием. — Простите меня, Элма. Это все, что я могу сказать.
За ее спиной раздался звук удаляющихся шагов. Как только Элма убедилась, что он ушел, она смогла наконец перевести дух. Слава Богу, он хоть не напомнил ей, что это она упала в его объятия. Волна раздражения и злости на саму себя захлестнула молодую женщину, как только память услужливо подсунула ей все детали того вечера.
Спустя два часа все четверо сидели за столом, в молчании поглощая запеканку. Бен перемешал ее с рисом и бобами, но почти ничего не ел. Элма заметила, как он украдкой бросает опасливые взгляды на отца. Казалось, что его что-то мучает, и вместо того, чтобы просто отодвинуть тарелку и встать из-за стола, он прокручивает какую-то мысль в голове. Однако что именно, для Элмы оставалось загадкой.
Стараясь разрядить повисшее в кухне напряженное молчание, она обратилась к Бену:
— Вы с Адел что-то подозрительно молчаливы сегодня вечером. Что-то случилось?
Парнишка с усилием сглотнул, а Адел бросила на него сочувственный взгляд. Испугавшись, не задела ли она чью-то больную мозоль, Элма с силой сжала руки под столом, надеясь, что все уладится.
— Пап, я все хотел тебе сказать, — с усилием начал Бен. — Я тут разговаривал с ребятами и подумал… Может быть, мне перейти на следующий год в школу в Анкоридже — вместо той, в Хьюстоне, а? А этим летом, когда ты вернешься на работу, я мог бы… Я мог бы пожить вместе с тобой дома и одновременно работать на…
— Не думаю, Бен, — отрезал Крейтон, и черты его лица заострились. — Рейстонская школа — прекрасная школа, и я хотел бы, чтобы ты завершил свое обучение именно там.
— Но я ненавижу ее! Я хочу вернуться домой и жить вместе с тобой!
Ярость вспыхнула в глазах Крейтона.
— У меня нет желания обсуждать это, Бенджамин. И хватит об этом. — С этими словами он покинул комнату, и в ней опять повисло тяжелое молчание.
Элма искренне сочувствовала мальчику, но не знала, как ему помочь. А его лицо искривилось, как будто он вот-вот расплачется. |