Мэри знала, что иному не бывать. И все же ее сердце не переставало шептать:

– Если бы…

Если бы он мог не покидать ее.

Адам очень неохотно отодвинулся от Мэри. Она пошевелилась и, вздохнув, прижалась щекой к подушке. Рассветные лучи позолотили ее медвяные волосы. Она была прелестна, и он вновь горячо желал ее, хотя они предавались любви почти всю ночь.

Когда он поднялся, матрас заскрипел, и босые ноги сразу заледенели. Эта небольшая, продуваемая сквозняками комната оказалась самой лучшей в гостинице «Пять колоколов». Перина была комковатой, еда – посредственной. Но комната оказалась тихой и чистой, и он был с Мэри наедине.

Его любовница. Именно этого он и хотел. Разве нет?

Адам нахмурился. Отчего-то ему было неловко думать о ней как о любовнице. Когда они приехали в гостиницу, он сказал, что Мэри – его кузина. Получив для нее смежную комнату, он пресек похотливую улыбку хозяина ледяным взглядом.

Ему хотелось убить его на месте.

Он не допустит, чтобы кто-нибудь плохо думал о Мэри из-за того, что он – ее покровитель. Мэри вовсе не профессиональная куртизанка, которая всеми правдами и неправдами стремится поймать в свои сети богатого герцога. Она – беззащитная девушка, жаждущая любви.

Любит ли он ее? Должно быть, да. Никогда за всю свою жизнь он не испытывал такой невероятной нежности и ненасытной страсти, потребности вновь и вновь сливаться в одно целое с возлюбленной. Однако в жизни всякое случается, и его пылкая влюбленность может погаснуть, как огонь, залитый водой.

Но что бы ни случилось, поклялся себе Адам, он обеспечит Мэри всем необходимым. Он посвятит свою жизнь тому, чтобы радовать ее. Они получат столько счастья, сколько возможно в мире, который никогда не примет их брака.

Но будет ли этого достаточно для них обоих?

Адам приготовил мыльную пену для бритья. Он впервые путешествовал без камердинера – Фенвик остался в Лондоне и будет ждать от него известий. Если встреча с Питерборном не даст результатов, Адам сможет отправить срочное послание почтовой каретой.

Побрившись, он посмотрел в треснутое зеркало и увидел, что Мэри сидит на постели, наблюдая за ним.

Улыбнувшись, он подошел к ней, чтобы поцеловать. Она пахла женской тайной и едва уловимым ароматом их любви. Жар вспыхнул в нем от этого чувственного сочетания запахов.

– Прости, что разбудил тебя, – сказал он. – Я старался не шуметь.

– Я не против. – Она сидела, скрестив ноги, натянув простыню до груди. Грустная улыбка коснулась ее губ. – Когда я была девочкой, я любила смотреть, как бреется папа. Он разрешал Джо или мне намыливать пеной его лицо. Мы старались вести себя хорошо, потому что иначе пропускали свою очередь.

Адам вытащил свежую рубашку из сундука.

– А я даже не помню, когда видел отца небритым. Он всегда был таким неприступным и холодным, что я часто недоумевал, как это он мог зачать троих детей.

Мэри прыснула, но тут же погрустнела. Вскочив с постели, она взяла рубашку, снятую Адамом накануне, и набросила ее на голое тело.

– На самом деле это не смешно, – пробормотала она, помогая ему застегнуть пуговицы. – Подумай, сколько он потерял, не показывая своей любви. – Словно заботливая жена, она разгладила его накрахмаленный воротник. – Ну ничего, не грусти. Я буду любить тебя за десятерых.

Спазм сдавил его горло от чувств, которые Мэри разбудила в нем. Что он может дать ей взамен? Деньги? Материальное благополучие? Она ведь не шлюха.

Нахмурившись, Адам натянул сапоги. Мэри помогла ему надеть черный сюртук. Подойдя к сундуку, Адам вытащил из него квадратный футляр из кожи, в котором на бархате лежал пистолет.

Этот пистолет был несколько меньше дуэльного, имел спусковой крючок на пружине и закругленную рукоятку из красного дерева, отделанную серебром.