Слуга загородил ему дорогу, но Томас снова отпихнул этого разряженного в ливрею петуха. Лакей грохнулся на пол и заскользил по нему, ударившись спиной о стул.

– Помогите! – заорал он. – Эй, кто-нибудь, помогите!

Понимая, что у него мало времени, Томас чуть ли не бегом ринулся вперед по длинному коридору, заглянув попутно в музыкальную комнату, потом в обеденный зал и испугав служанку, полировавшую мебель. Пробормотав извинение, он попятился и растерянно огляделся, не зная, куда направиться дальше – коридор расходился в три стороны.

Где же это исчадие сатаны?

Алые занавеси. Резная спинка кровати. Смятые простыни.

Эти образы ясно предстали перед его мысленным взором. Он так долго подавлял в себе эту и им тоже унаследованную способность к видениям, что сейчас неожиданно возникшая в мозгу картина испугала его. Но через мгновение он понял, что означало это видение. Проклятый грешник был в постели.

Двое слуг бежали по коридору. Томас бросился обратно в холл и устремился вверх по лестнице. Позади грохотали, словно выстрелы, шаги преследователей.

– Эй вы, там. Стойте!

Томас одолел половину лестницы, когда лакеи схватили его. Он яростно отбивался, но более молодые слуги справились с ним, заломив руки за спину.

Паника охватила Томаса. Нельзя позволить, чтобы его выбросили отсюда. Он должен сорвать коварную игру, затеянную графом. От этого зависит жизнь Джозефин.

– Питерборн! – закричал Томас. – Выходи, ты, порождение сатаны!

Он упирался ногами в пол, но лакеи упорно тащили его к лестнице. Несмотря на боль в вывернутых руках, он продолжал сопротивляться.

– Отпустите священника, – послышался голос откуда-то сверху.

Томас, подняв голову, увидел графа, стоящего у каменной балюстрады, обрамлявшей балкон второго этажа. В душе Томаса вспыхнула такая жгучая ненависть, что он даже не заметил, когда лакеи отпустили его. Это темное чувство поглотило его целиком, и у него возникло постыдное желание спрятаться, словно у ребенка, испугавшегося ночного кошмара. Но, помолившись, он преодолел свою слабость и зашагал вверх по лестнице.

Питерборн засеменил по коридору и исчез в одной из комнат, оставив дверь открытой. Томас вошел следом за ним в полутемную спальню. Несколько свечей на тумбочке освещали логово сатира. Главное место в этих покоях занимала огромная кровать с алым пологом. Резная спинка в изголовье была выполнена в виде обнаженных русалок. Простыни были смяты, словно граф только что встал, хотя была уже середина дня.

Томас подошел к окну и раздвинул тяжелые портьеры. Солнечный свет залил комнату.

Питерборн судорожно прикрыл рукой лицо.

– Какого дьявола? Закрой немедленно!

Томас, проигнорировав его приказ, прорычал:

– Где моя дочь?

– Которая? – Граф заморгал бледно-зелеными, налитыми кровью глазами.

– Вы знаете, о ком я говорю.

– Значит, Джозефин все еще не найдена? Мы так мало слышим аппетитных сплетен в этом захолустье.

Ярость охватила Томаса, когда он услышал это издевательское замечание.

– Вы были в Лондоне два дня назад, а потом неожиданно уехали. – Он угрожающе шагнул вперед. – Скажите, где вы ее прячете!

Граф нащупал рукой кровать и опустился на нее, потирая худые ноги.

– Последний раз я видел только Мэри, изображавшую из себя Джозефин. Какая прелестная кобылка!

Томас подскочил к нему и вцепился в отвороты зеленого халата. От графа исходил отвратительный запах гниения.

– Ах ты, старый грязный козел! Если ты хотя бы прикоснулся к моей Мэри…

– Да как я мог, когда Сент-Шелдон охранял ее, словно коршун? Отпусти меня, или я позову своих людей.