— Родина — это тот клочок земли, где человек чувствует себя счастливым и уважаемым.

Он не знал, что еще сказать, и тут Мона, глубоко вздохнув, произнесла голосом, полным горечи:

— Во всяком случае, я не бросила бы в тебя камень, если бы ты решил эмигрировать.

Тут подошел официант, и Хасан, посоветовавшись с Моной, заказал бутылку пива и жареных голубей. Когда официант скрылся в темноте, Хасан сказал назидательно:

— В меня бросали тысячи камней… Чем тяжелее испытания, выпадающие на долю человека, тем упорнее он ищет счастья!

— Странная логика!

— Но на поверку всегда выходит, что счастье, которого он так жаждал, всего лишь химера.

— У меня есть две близкие подруги. У обеих надежды на счастье разрушила война.

Хасану этот разговор был скучен и неприятен. Несчастья Алият и Сании его нисколько не интересовали. Но он делал вид, будто внимательно слушает Мону. Хасан успел узнать твердость ее характера. Но женой она будет отличной! Он поднял стакан:

— За нашу скорую свадьбу!

XXI

Во время поездки на фронт Надер не отпускала от себя Марзука Анвара ни на шаг. Из Каира артисты выехали рано утром. Они направлялись в Порт-Саид, который выбрали потому, что там в сравнении с остальной зоной Суэцкого канала было относительно тихо. Ехали они кружным путем на Рас аль-Барр, чтобы не попасть под артобстрел противника. Поездка обещала быть спокойной и интересной. Надер про себя посмеивалась над режиссером Ахмедом Радваном — он отказался поехать с ними, сославшись на болезнь, но она-то знала, что причиной была просто трусость.

В Порт-Саид группа добралась около полудня. Сначала артисты отправились к губернатору и обменялись с ним приличествующими случаю речами, исполненными боевого энтузиазма и веры в победу. После этого они в течение нескольких часов объезжали воинские части и в городе, и на передовых позициях. Их руки разболелись от бесчисленных пожатий. Офицеры и солдаты радостно встречали любимых киноартистов. Надер вспоминала погибшего брата, на ее глаза навертывались слезы. Марзук думал о своем друге Ибрагиме Абду, который лежал сейчас в госпитале, пребывая между жизнью и смертью.

К вечеру они вернулись в Порт-Саид и снова отправились в резиденцию губернатора. Надер предложила Марзуку немного погулять. Скоро шумная, забитая машинами площадь, где сновали солдаты и служащие губернаторской канцелярии, осталась позади. Длинная улица уводила их все дальше в пустоту и тишину. Дома по обеим сторонам улицы казались вымершими. Они зияли темными глазницами окон. Двери их были наглухо закрыты. Казалось, что они покинуты навечно, что в них никогда никто и не жил. Все было окутано мраком, и звенящую тишину не нарушали ни детские крики, ни мяуканье кошки, ни лай собаки. На мостовой валялись клочья газет. Даже окурков не было. Ничто не указывало, что здесь все-таки живут люди. Надер испуганно прошептала:

— Какой ужас!

— Можно подумать, что наступил конец света.

— Нет слов, чтобы выразить то, что я сейчас чувствую.

— Ничего подобного мы еще не переживали, и трудно сразу разобраться в том, что мы сейчас чувствуем.

— Мне так страшно, что я предпочла бы вовсе не родиться!

— А я ощущаю себя свободным! Совершенно свободным от цивилизации, истории…

— Мне кажется, я сейчас сойду с ума!

— Вот-вот мы увидим призраки!

Они подошли к распахнутым дверям кафе. Оно было пусто. На пороге стоял какой-то человек — по-видимому, хозяин. Он был одет в свитер и щегольские брюки. Рядом стояли два официанта. Это было так неожиданно, что хотелось протереть глаза.

— Вероятно, открыли по приказу губернатора.