XXIII
Хусни Хигази, удобно расположившись на диване под люстрой, благодушно смотрел, как его друг, кинорежиссер Ахмед Радван, беспокойно ходит по комнате.
— Сядь-ка лучше и выпей! — посоветовал он.
— Я ни в ком не нахожу ни понимания, ни сочувствия! — жаловался Ахмед Радван.
Хусни Хигази улыбнулся и подумал о том, что все последние годы отмечены печатью равнодушия. Когда-то и он любил искренне и страстно, а потом вовсе забыл, что бывает на свете любовь. Неужели и ему уготовано судьбой вновь влюбиться и сходить с ума в пятьдесят с лишним лет?
От этих мыслей его отвлек гневный возглас режиссера:
— Я сам думал, что это мимолетное увлечение, и даже не подозревал, насколько оно серьезно.
— Мой дорогой Ахмед! Прости, но я должен напомнить тебе, что время — беспощадный спутник каждого из нас.
— Я по-прежнему полон сил!
— Лучше сядь-ка на диван и выпей.
— Знаешь, я вполне серьезно думаю, не убить ли мне ее!
— Вспомни, чему учат мудрецы.
— Я убью ее!
— Ну сядь же и выпей!
Режиссер окончательно потерял контроль над собой и затопал ногами.
— Мы же договорились с ней пожениться немедленно! А ты понимаешь, что значит ее обман? В накладе останутся все: и я, и шейх Язид, который сменил ветхую лачугу на улице ас-Сакальби на комфорт «Нила», и она сама! Ведь я знаменитостью ее сделал!
— Ну что ж! Порой выпадает случай сделать кого-нибудь знаменитым, но в конце концов мы неизбежно утрачиваем власть над своим творением!
— Истеричка! Не понимает, что кинозвездой ей оставаться недолго! Никто не рискнет подписать с ней контракт даже на вторые роли!
— Послушай, не прокатиться ли тебе в Европу?
— К черту Европу!
— Ты меня очень огорчаешь, мой друг!
— Лучшего утешения ты не нашел?
— Мне известно и другое такое же несчастье. Я знаком с бывшей невестой Марзука. Она страдает, как и ты.
— У нее это пройдет через день, много — через два, — огрызнулся Ахмед Радван.
Хусни невольно рассмеялся.
— Кажется, ты себя считаешь единственным влюбленным в этой стране!
— Да покарает аллах ее и меня! — несколько успокоившись, сказал Ахмед. — Но без нее я жить не могу!
— Милый мой, возьми себя в руки! Готов держать пари, что ты развелся бы с ней через полгода.
— Ах, что ты понимаешь! Я не в силах больше терпеть и страдать!
— Сядь и выпей.
— Не мог бы ты мне посоветовать что-нибудь более дельное?
— Но что же?
— Ведь я действительно способен убить.
— Ну нет, ты не кровожаден.
— Ведь я предложил ей выйти за меня замуж! — крикнул Ахмед, опять впадая в бешенство.
— Ну успокойся же!
— Ты знаешь, что сказала эта шлюха? Видишь ли, она выходит замуж, но за другого! — Свирепо сжав кулаки, он продолжал: — Ведется усиленная подготовка защиты населения от воздушных налетов, готовится всеобщая война… Отлично, гениально! Но я предупреждаю: эту проклятую землю постигнет новая катастрофа, еще большая, чем предыдущая!
Эти слова напомнили Хусни, что вновь замазываются синей краской окна и уличные фонари, а перед подъездами сооружаются защитные стенки из кирпича. У него защемило сердце. Единственное, чем он еще дорожит, — это своей квартирой. Как он будет доживать остаток своих дней, если в дом попадет бомба и он окажется в палаточном городке среди беженцев? Упаси бог!
— Я тебе очень рекомендую после окончания работы над фильмом съездить за границу, — посоветовал он Ахмеду. |