– Ясно. Думаю, нам придется еще встретиться… Как живёте? Где работаете?

Отвечая на эти человеческие вопросы, я не могу хитрить и отмалчиваться. Кажется, Каротин сочувствует мне, относится доброжелательно. Вдруг при случае поможет скостить срок. Маловероятно, но и такое случается.

Возвращаясь в гараж, я почувствовал необычное облегчение. Будто беседа с Каротиным – не назовешь же ее допросом? – сняла с моих плеч давящий прежде груз.

Проходящие мимо охранники – офицеры, прапорщики, солдаты – казались симпатичными, добрыми людьми. Они просто выполняют служебный долг, но при этом не забывают долг человеческий. Ну, сорвется иногда кто нибудь из них, ну, обматерит осужденного, даже втихомолку изобьет в закрытой комнате, ни за что отправит в карцер… Что из этого? Все мы люди, нервная система иногда не выдерживает стрессовых нагрузок.

По дороге я столкнулся с тем самым небритым зеком, который в бане требовал с меня «дань». Тот тащил в административный барак нелегкий ящик, перекособочился, злобно поглядывает на шагающего вслед за ним прапорщика.

Я приветливо улыбнулся бывшему «противнику». Дескать, все забыто, прошло, зла не держу. Зек ответил ненавидящим взглядом, выразительно зашевелил губами… Матерится? Его тоже можно понять. Мат в жизни заключённого – своеобразный громоотвод, самое эффективное лекарство. Без него недолго глотки друг другу перегрызть…

Рядом с ремонтным блоком развалился на ящиках Радик. Руки закинуты за голову, на лице – блаженная улыбка… Жена приходила на свидание? Передачу получил?

– Николай, Колька, золотой мой, поздравь…

– С чем?… Почему бездельничаешь? Капот «москвича» исправил? Тормозные колодки «запорожца» заменил?

– Какой капот? Какие еще колодки? Завтра – на волю!… Понимаешь, на волю! Ни вертухаев, ни охранников сопливых – воля!

Цыган соскочил с ящиков, лихо гикнул, будто оседлал резвого скакуна, и пошел отбивать чечетку. С притопами и прихлопами. Черные кольца волос рассыпались, упали на смуглый лоб, глаза задорно сверкают, ладони отбивают такт по коленям, по плечам, подошвам.

– Рад за тебя, Радик, очень рад… Значит, домой, да?

– Домой! На Кубань. Песни петь, плясать и работать. Работать! Вольно, без колючек и решеток… Послушай, золотой, выйдешь из этой дерьмовой зоны – ко мне приезжай жить, а? На сеновал с Зинкой переселюсь, дом – тебе. Живи, радуйся… Вместе работать станем, автосервис откроем, миллионы за день загребём. Приедешь, а? Одной семьей жить будем, детишек заделаем: ты – своих, я – своих… Обещаешь?

А что я могу обещать, если впереди – полсрока? Надежда на помощь Каротина пока сродни миражу в пустыне.

– Рано сейчас планировать будущее, Радик. Одно обещаю: освобождения подумаю.

4

Незаметно прошло пять лет.

Я по– прежнему работал в полную силу, стараясь работой забить тоску по вольной жизни. Не будь ежемесячных и «внеочередных» свиданий с Любашей, свихнулся бы, не выдержал подобного напряжения  физического и морального.

Наконец мне разрешили упорядочить свои семейные дела – я оформил развод с Ольгой и заключил брак с Любашей. Она и была той главной опорой, которая держала меня на плаву.

– Ты обязан выдержать, Коленька, обязан. Мужик ты или не мужик?

– А ты до сих пор сомневаешься? – шутил я, обнимая жену.

– Это как посмотреть, – смеялась она, спрятав раскрасневшееся лицо на моей груди. – По моему, ты стал сдавать. Реже улыбаешься, мало говоришь о нашей будущей жизни, не вспоминаешь расписной теремок Дарьи Павловны и нашу комнату в нём.