– Зато человек хороший, – Фимка выбулькивала слова, щедро разведенные слезами. – Его в милиции ценят, награждают…

– Квартиру то имеет твой милиционер? – осторожно спросила мать. Видно, она страшно боялась, как бы молодая пара не поселилась на их с отцом жилплощади. Правда, селиться некуда – разве только в ванную или в туалет, но все же. – Колька вон обженился и живет у жены…

– Вот и Никитка тоже станет проживать у своей жены! – Фимка развернула то, что у нормальных женщин зовется грудью, а у нее напоминает обычную доску. – Станем на очередь – получим жилплощадь, тогда переедем…

Отец выразительно фыркнул, но конкретизировать свое мнение не стал. Может быть, потому, что из опыта аналогичных дискуссий знал: вместе со слезами из дочери польется такой поток упреков и жалоб, что до утра не расхлебаешь.

Я тоже помалкивал. Потому что был тем самым Колькой, проживающим на жилплощади жены и ее матери. Не жил – существовал, не имея права без разрешения хозяек даже сменить тусклую лампочку более мощной. Привык отмалчиваться и таиться.

– На что жить станете? – зацепил отец очередную скользкую тему. – На ментовскую зарплату особо не разгуляешься…

– Разгуляемся, – в очередной раз всхлипнула сестра. – Никита говорит, повысить обещают… Он в ГАИ не в последних ходит, хвалят его, уважают, премии дают…

– Повысить… премии… – презрительно гудел отец. – Конешное дело, зарплаты каменщика и милиционера… ммм, как это сказать, несравнимы, что ли. Один мозоли на ладонях набивает, потом обливается, второй палочкой помахивает и водителей обдирает…

– Мой Никита не такой, – уже не всхлипывала, а рыдала, уткнувшись в носовой платок, Фимка. – Он честный… все знают… а ты, батя, крестишь его по всякому…

Я по– прежнему помалкивал, отщипывая от горячей плюшки мелкие кусочки. Твердо держался раз и навсегда избранной линии  не вмешиваться, не подставляться под щипки и удары ни с одной, ни с другой стороны.

Мать собрала грязную посуду и понесла ее на кухню. Похоже, она жалела свою непутевую дочь, которую донимал отец. Вот вот Фимка под действием отцовских «щипков» заревет в голос. Её тут же поддержит мать.

Отец не выдержит и, кляня сумасшедший дом, в который превратилась его квартира, выскочит без шапки на улицу.

Но этого не произошло. Обстановка постепенно потеряла накал. На лице отца появилась добродушная улыбка, слезы перестали капать из глаз сестры.

Горючку в затухающий костер семейного скандала подкинул Никита.

Пришел новый родственник в полной милицейской форме, оживленный и радостный. По привычке, разведя руки в стороны, будто приготовившись к объятиям, пожелал семье здоровья.

– Прямо с дежурства я, переодеться не успел… Собирайся, Серафима, домой поедем, – с хитренькой улыбкой обратился он к жене.

– Это куда же домой? – спросила Фимка, поднимаясь. – В милицейский общаг, что ли? Не поеду! Вон маменька с папенькой предлагают пожить с ними… До тех пор, пока тебе не дадут квартиру…

Провокация удалась на славу. Не станут же родители позориться в присутствии постороннего человека, каким для них был Никита? Наверняка, промолчат, а молчание, как всем известно, знак согласия.

– Нет, с родителями – твоими и моими – мы жить не будем, – набычившись, буркнул Никита. – Однокомнатную квартиру снял, – гордо сообщил он, приосанясь. – С мебелью и прочей хурдой мурдой. Появятся наследники – сниму побольше…

– Откуда мильены? – ехидно спросил батя, обращаясь невесть к кому: то ли к зятю с дочкой, то ли к матери, то ли в пространство.