Изменить размер шрифта - +
Впрочем, они уже и не высунулись бы, она уже была без наручников и обеими руками уже держалась за борта пиджака — не дай бог этим полицейским в голову придет, что она их пытается соблазнить, то есть коррумпировать. Вообще, засудят за блядство, проституцию и еще черт знает что. Да, вот она вроде была пьяная, но все это голова ее, мозги проспиртованные, соображали все-таки. Видимо, это была реакция организма на опасность. То есть он, организм, протрезвел слегка, почувствовав угрозу. Боролся за выживаемость, за самосохранение.

Ей всучили какой-то поролоновый матрасик и попону. Ну да, такую накидку, как для лошадей. Собственно, с лошадьми это покрывало ничего общего не имело. Но она как раз на прошлой неделе ходила с тем же Володькой, и еще с ними ходил Петро, югослав, как и она, на фестиваль советских фильмов, и там, среди множества современного дерьма, показали старый потрясный фильм «Веселые ребята». Ну и Любовь Орлова, эта русская Марлен Дитрих, в конце фильма, как раз кутается в такое вот покрывало-попону, снятую с лошади, везущей похоронную карету, что ли. А Петро все говорил, что русские воры, все, мол, украли с Голливуда того времени. Славица не соглашалась — ей казалось, что довоенная эстетика просто была универсальной. Символы, объекты красоты или уродства были куда более интернациональны, как и ценности, как и понятия о добре и зле. Все было проще, даже простее, наивней где-то и, может, не так интеллектуально, но, видимо, честнее и ближе к общечеловеческому, земному.

В камере, куда ее отвели, уже спали трое. Какая-то пожилая баба, пьяная и что-то бормочущая. Во сне, что ли, разговаривала. А на каком-то возвышении лежали две девки-лесбиянки. «Ха! — подумала еще скуластая девушка, — их даже не разъединили…» Она положила свой матрасик на пол и легла, укрывшись попоной — голова к решетке. Это чтобы ближе себя чувствовать к свободе, к закону и, следовательно, к защите — если что произойдет, она сразу схватиться сможет за решетку, орать будет уже у решетки… Лесбиянки что-то там обсуждали и время от времени менялись местами, перелезая друг через друга и в сумерках камеры — лампочки горели в проходе, тусклые, видимо, специально для ночи — белели трусы одной.

В половине восьмого утра ее освободили. За ней приехал Володька на машине Петро. Сам Петро уже был на работе, уже «пахал», как смеялся Володька, в авторемонтной мастерской. А Славица с русским собутыльником отправилась первым делом в супермаркет. За пивом! Вот они, уроки… Ну, можно сказать, что это был ее первый арест, так что с первого раза, мол, не научаешься. Но потом был второй и после него было пиво. Ну и после третьего будет. Это уже привычкой стало, от которой скуластая девушка и не думала избавляться. Правда, все уже не так весело было.

 

Часть первая

 

1

 

У входа в галерею прохаживался Алэн Бёрлинер. Фотограф. Снимать было некого — ни одной американской знаменитости не появилось. Даже похожего на знаменитость — людей с особенным «блеском звезд», которых вы не узнаёте, но уверенно думаете, что видели по ТиВи, в журнале, в фильме… За исключением скуластой девушки, вышедшей из подъехавшего «Мерседеса» — Бёрлинер отщелкал кадров пять на нее. В основном приглашенные на вернисаж — Бёрлинер все никак не мог выговорить фамилию художника — появлялись из-за угла, из соседних улочек, несколько женщин перебежали Ла Сиенегу, оставив машину напротив галереи, у ресторана «Оранжери». Парни мексиканцы, в коротеньких оранжевых курточках, похлопывали фосфорными зазывалками в паркинг о бедра и стояли без дела.

Люди с местного — 9 канала — ТиВи засняли для последних новостей не художника, а армянина, задумчиво глядящего на холст из санкт-петербургской серии «Девочка на катке».

Быстрый переход