|
Я не была высокого мнения о вашей… руммэйт, видев ее всего однажды, но не до такой степени, чтобы желать смерти моего сына! Я бы примирилась. Но она что-то сделала, а вернее, не сделала, и его чаша переполнилась. Он принимал серьезнейшее решение в жизни. Он хотел жить отдельно. И как я поняла — с ней. Она, видимо, вам говорила, что его мать больна… Но это он, мой сын, был болен идеей фикс. О русских! Об отце! О женщине русской… Он сломал жизнь себе, жизнь близким людям. Помешавшись буквально на всем русском, на славянах и на том, что это его долг буквально быть русским. Это уму непостижимо, до чего он довел себя. И теперь он ушел, оставив нас всех с этой невыносимой виной, чувством вины! И она тоже, она должна чувствовать свою вину. Свое участие в его уничтожении… Я прошу меня простить, что разговариваю так с незнакомым мне человеком… но я переполнена невероятной скорбью о непоправимом…
— Я понимаю вас… Когда же это произошло? Как же это случилось? — В понедельник его обнаружили в лаборатории, где он пров… находился, видимо, весь уик-энд. Он оставил письма. И ей тоже. Но я уничтожила то письмо. Я не могла, я была не в силах сохранить. Ничего утешительного в свой адрес мисс Славица бы не нашла в нем. И видимо, оно было написано в состоянии ненормальном… Какой-то абсурд о самураях, алкоголе, норке… он оставил… Это животное осталось в клетке, несчастное, он откуда-то раздобыл… — Миссис Даглас! Хэллоу! Хэллоу!.. Почему же она повесила трубку? Бедная Раечка сама расплакалась. «Какой ужас… А если я умру… некому даже позвонить, сказать будет… Джо… Славке… она все-таки женщина… Как же я ей буду говорить? Он повесился, Славочка…»
28
«Он повесился, Славочка…» — Раиса постаралась улыбнуться, правда, как бы извиняясь. Славка выпила бутылку вина за двадцать пять минут. Она сидела на стуле, и волосы падали на наклоненное вниз лицо, и только нос был виден Рае. В профиль. Голова Славки тряслась. У нее на коленях лежала книжка, она время от времени подносила ее к глазам, но у нее начинала трястись голова, и она опускала книгу. Славка была похожа на хищную, но затравленную птицу. «Как можно повеситься на чем висеть на на ремне на веревке в лаборатории там норка бегала мордочку вверх я кончила так страшно затылок коротко остриженный в ладони хочется пить и вспоминать и добавлять к воспоминаниям играя ими и переставляя по-своему что бы могло быть может тело покойника как у купавшегося в горной реке кожа не своя ледяная во всем символы и кино над пустым бассейном повесился на дубу нет совсем листьев и бабушка в шапке смотри бабушка снег на погонах и шапке и шапка в руке шапкой снег сбивать с плечей погон лев толстой дуб я бегаю вокруг льва толстого дуба жизнь шелковая трава норка сдохла смерть не может быть бессмысленной жизнь…» — у нее опять тряслась голова, и она никак не могла прочесть строчку. — Славочка, может быть… может быть, я пойду куплю тебе вина. Тебе так плохо. Ты вся дрожишь. У тебя вся спина мокрая… Или, может быть, тебе покурить гашиша и уснуть… Только нет. Славка заплакала.
29
Раечка перебежала Хайлэнд-авеню и продолжала путь слегка будто вприпрыжку, торопливо. В парке уже был выключен свет. Из трубы-фонтанчика капала вода, земля вокруг была влажной — зачем-то ее поливали. Чтобы прибить пыль… В глубине парка, за столом, сидел сумасшедший. Увидев Раису, он стал громко декламировать: «Кто человек дающий слово / Что время прибегнуть к Бомбе? / Кто человек делающий Бомбу? / Кто человек загружающий Бомбу? / Кто человек сбрасывающий Бомбу? / Кто человек дающий слово / Что надо прибегнуть к Бомбе? / Кто…» Де Лонгпри будто разрывалась на несколько метров улицей, вторгающейся в нее. |
