|
Каждый раз, когда я уезжала оттуда, мне казалось, что это не я, а все эти места, знакомые с детства, уносятся, все эти горы, пастбища, овечки не доблеяли свое жалостливое «ммеее», умчались, оливковые деревья, козочка одинокая, к столбику привязанная, горы, река убегают, уносятся… Но нет! Это я уехала. Это я выросла. И я сама должна открыть другую жизнь… Как ты, забыл Таню и начал другую жизнь… Я не знаю, понимаешь ли ты… — Она опять лежала и уже протягивала руку к Вильяму, зовя его, думая, что не хочет больше думать и что лучше, чтобы просто он был рядом, «чтобы не думать, не думать, не думать»… а если он не хочет, то… то можно позвать «офицера по разложению войск и населения противника», и чтобы он лежал рядом, чтобы не думать…
Вильям стоял над Славкой, растерянно поднеся руки к лицу, будто вдыхая слабый запах ладоней. «Невозможно…» — прошептал он. — Ты не поедешь со мной?! — спросил он, глядя на Славку, лежащую в позе матиссовской Зоры, танжирки, только не в солнечном свете, а темную, будто этот подражатель Матисса был с темными, всегда мрачными мыслями. — Куда? — как ребенок, проснувшийся среди ночи, не понимающий, что тревога, что надо бежать в бомбоубежище. — Куда? Вильям ничего больше не сказал и вышел. Ушел. «Живя на краю!» — орал Аэросмит, «Живя на краю!» — орала Славка, наливая себе виски в стакан, вращая телом, бедрами, будто на них был халахуп. «Живя на краю! Ребята! На краю!»
26
— Может быть, вам следует прибегнуть к дезинтоксикационной программе, раз сами вы не можете остановиться. Или раз срываетесь, не выдерживаете… Недалеко от озера Эроухэд есть такой центр… — Но там ведь надо деньги платить… Потом, я не верю в свою силу воли, в то, что смогу сама по себе не пить. Без вспомогательных средств… Мне надо продержаться еще двенадцать часов. Я не пила… потому что я проснулась два часа назад! Ах, я себя веду, как оказиональная проститутка, только вместо денег я получаю… компанию, внимание, признание. Это жуть какая-то. Все равно с кем! От кого! Лишь бы взяли, признали, побыли бы со мной! Я успокаиваюсь на какой-то срок и… получается, что я закрываюсь в себе, и, чтобы вылезти наружу из себя, мне надо бежать к людям, а к ним я могу бежать только пьяная. — Вы должны перестать думать негативно о себе и мире. Вы ведь и мужчин, с которыми проводите время, презираете. Вы их презираете и мстите себе, наказываете за то, что прибегаете к их помощи. Но вы ведь и их втягиваете в какие-то отношения. А потом, когда вы получили заряд нужного вам равновесия, уверенности, вы их бросаете. — Наверное, я пропустила в своей жизни не одну любовь… возможность любви… — Вы должны проанализировать все ваши связи, как они зарождаются. Если в пьяном состоянии, то что происходит потом? Вы же не двадцать четыре часа в сутки пьяная. Вы ведь остаетесь с этими людьми какое-то время трезвая. Вам стыдно, вам противно? Что вы испытываете? Что вы делаете, чтобы избавиться от этих чувств? — Я придумываю влюбленность… — Вы слишком замкнуты на себе, на своих комплексах, на своем негативном представлении о мире. Это, может, в вас еще и славянская черта — вы все решаете проблемы бытия, мира, космоса, но не свои личные. А у вас и личные добавлены к космическим. Безумие, конечно, получается, невозможно все это разрешить… Шизофреники, они, знаете, на себе сконцентрированы… — Талантливые романисты немного шизы… — Но они, как вы говорите, «шизы», только когда работают. Когда одержимы идеями, творчеством, работой… Вы придумываете себе идеалы такой высоты, что никогда не можете их достичь. |
