|
На углу, около машины, несколько черных парней ругались, пихая друг друга в грудь ладонями, пятернями. «Кто человек сбрасывающий Бомбу? / Я человек принимающий Бомбу! / Мы — человек!» — еще раз заорал сумасшедший и захохотал. Один из черных наскочил на Раису, исполняя этот танец Мухамеда Али, вечное движение, увиливая от пиханий дружков. Раечка прижала к груди пакет с бутылкой вина, и в руке же у нее, в пальцах, был кошелек. «Э! Ты куда пошла? Э! Иди сюда!» Раечка, не оборачиваясь, шла вприпрыжку. Она уже видела угол своего дома и свет в двух окнах — кухни и комнаты. И она слышала, как сзади нее кто-то очень тихо, шепотом будто, бежит. Она резко и неожиданно, видимо, для бегущего сзади, обернулась, и он был совсем вплотную к Раисе. Она, видимо, испугала его. Он подпрыгнул, и вязаная его шапочка Боб Марли подпрыгнула на нем. Он выхватил из пальцев Раечки, которая только что собиралась сказать ему на своем прекрасном американском английском «What's the metter, young man?», выхватил кошелек. И протянул руку к пакету, но Раечка закричала и хотела пихнуть его пакетом с бутылкой. Она уже сделала движение вперед, отстраняя пакет от груди, но тут же она почувствовала, как что-то резко кольнуло ее под левую грудь. Она увидела какой-то странный предмет в руке черного парня. Похожий на сапожное шило. В детстве, она вспомнила, на углу дома, где она жила, стояла маленькая будочка-киоск сапожника. Там сидели женщины, похожие на армянок или грузинок или цыганок, и у них были маленькие усики над губой. И много одежд на них было. Юбки, юбки и безрукавки на меху. И шнурки разноцветные висели, как связки макаронные, и маленькие баночки с гуталином, и флакончики с белой жидкостью для женской обуви, и открыточки странные были вставлены всюду в щели с какими-то пейзажами заморских стран, пальмы, и море, и кипарисы, и можно было залезть в будочку-киоск и сесть на малюсенький стульчик, поставив ногу на специальную подножку, и толстые женщины с усиками чистили сапог, и дяденька тоже с усами чистил и делал вот таким вот шилом маленькие дырочки в подметках…
Славка услышала крик и узнала голос Раечки. Она подбежала к окну и увидела ее посередине тротуара с пакетом, прижатым к груди. И от нее, уже далеко впереди, уже почти там, где Де Лонгпри разрывалась другой улицей, бежал черный тип в вязаной шапочке. К машине с другими типами. А Раечка шла уже к калитке. Славка схватила ножик, лежащий на столе, и побежала вниз. — Славочка, мой кошелек! Он украл мой кошелек! Мои денюжки. И документы и там записная книжка. Это такой большой мой кошелек. Мои копеечки и твои пять долларов сдачи… Славка взяла Раису за плечи, и они обе уже поднимались к квартире. «Ну зачем, зачем они все сами себе портят? Ну как же можно… Что же за дураки… Черные дураки!» — Славка посадила Раису в кресло, бросив пакет с бутылкой на диван. Раечка так и держала руку у левой груди. Будто боясь, что если уберет руку, то ведь откроется, видно будет, что ее… что ее ведь ранили! Какой ужас! Надо будет, значит, признаться себе, что она ранена, что ее пырнули чем-то острым, надо будет обвинить пырнувшего. Ей так не хотелось. Даже для себя, в уме, она так не хотела думать, верить, что ее… «Меня пырнули чем-то острым. На меня напали. Напал Человек. Человек Черный! Какой кошмар!» Славка отодвинула руку Раечки от груди. Вся ее ладонь была в крови, и вся кофта в крови. Она стащила с Раечки кофту и прямо под небольшой Раечкиной грудкой, из маленькой круглой дырочки, струилась кровь, делая уже живот и джинсы кровавыми. Раечка заплакала не столько от боли, сколько от испуга. Славка побежала в ванную и бросила кофточку в раковину, наполнив раковину водой, которая сразу стала розовой. Она намочила полотенце. Зачем? Она не знала, что надо делать. Приложить полотенце к ране. Мокрое. — Раиса, тебе больно, что ты чувствуешь? Ты же ранена. |
