— Что это такое? У тебя двойная фамилия? Отчего же нет другой? Откуда ты? Что ты за человек? и т. д., и т. д.

Все подобные возгласы и необъяснимые вопросы еще сильнее утверждали во мне решимость хранить на этот счет молчание, не требуя ни от кого из домашних объяснений…».

Тайно он уже начал писать стихи, но никому их не показывает.

Но вот Фет окончил пансион, отец отвез его в Москву и его устроили к Михаилу Погодину, где его уже прицельно готовили к поступлению в Московский университет. Впрочем, учителя нашли, что его знания вполне достаточны. Зато в Москве Фет быстро научился пить спиртное (вернее отточил свое умение, полученное в пансионе Веры), ездить к цыганам, кутить и делать долги.

Соседом Фета по пансиону Погодина оказался Гоголь. Разница в возрасте была слишком большая, Гоголь не желал общаться с пансионерами и знакомство не состоялось, но Погодин передал Николаю Васильевичу стихи юноши, и тот сказал, что виден несомненный талант.

В пансионе Погодина Фет познакомился с еще одним будущим поэтом Аполлоном Григорьевым, который оставил воспоминания, рисующие состояние Афанасия Афанасьевича после того, как он получит роковое известие: «Я не видел человека, которого бы так душила тоска, за которого бы я более боялся самоубийства. Я боялся за него, я проводил часто ночи у его постели, стараясь чем бы то ни было рассеять это страшное, хаотическое брожение стихии в его душе».

Фет поступает на словесный факультет, но уже знает, что единственным средством вернуть себе дворянский статус является военная служба: «Независимо от того, что все семейные наши предания не знали другого идеала, офицерский чин в то время давал потомственное дворянство, и я не раз слыхал от отца, по поводу какого-то затруднения, встреченного им в герольдии: „Мне дела нет до их выдумок; я кавалерийский офицер и потому потомственный дворянин“».

У Аполлона Григорьева (по-домашнему — Полошеньки), который стал теперь закадычным приятелем Фета, также своя тайна рождения. Фет рассказывает: «Александр Иванович увлекся дочерью кучера и, вследствие препятствия со стороны своих родителей к браку, предался сильному пьянству. Вследствие этого он потерял место в сенате и, прижив с возлюбленною сына Аполлона, был поставлен в необходимость обвенчаться с предметом своей страсти».

В доме Григорьевых Афанасий прожил шесть лет, и благодаря этому знакомству жизнь была не настолько трудна, какой могла бы стать. «Александра Ивановича я застал секретарем в московском магистрате. Жалованье его, конечно, по тогдашнему времени было ничтожное, а размеров его дохода я даже и приблизительно определить не берусь. Дело в том, что жили Григорьевы, если не изящно, зато в изобилии, благодаря занимаемой им должности. Лучшая провизия к рыбному и мясному столу появлялась из Охотного ряда даром. Полагаю, что корм пары лошадей и прекрасной молочной коровы, которых держали Григорьевы, им тоже ничего не стоил».

Юноши жили дружно — «нас соединяло самое живое чувство общего бытия и врожденных интересов», — пишет Фет. Аполлон становится первым поклонником таланта Фета. На курсе, где учился Фет, не только он и Григорьев писали стихи — скоро у них сложился кружок молодых поэтов. Но в стихах Афанасия прорывается порой уныние и тревога:

Друзья знакомятся с молодыми московскими барышнями и с удовольствием проводят время в их обществе, они становятся завсегдатаями театров. Приезжая домой на каникулы, Фет увлекся хорошенькой гувернанткой своих младших сестер, они обменялись кольцами, но Фет понимает, что сейчас не может обзаводиться семьей. Он в отчаянии, подумывает о самоубийстве, потом мечтает прославиться, как поэт, и тем обеспечить семью.