Большую часть жизни рядом с Ифигинией!..
Как и в прошлый раз, улица позади дома номер девятнадцать по Лэмб-Лайн была темна и пустынна. Ступеньки, ведущие к задней двери, скрипели и вздыхали под тяжелыми шагами Маркуса, осторожно шедшего впереди Ифигинии.
Страшное чувство тревоги не отпускало его — чего не было раньше, возле дома Герберта.
Поднявшись на площадку, Маркус толкнул дверь. Она легко отворилась — точно так же, как и в прошлый раз. Волосы зашевелились у него на голове…
— Маркус? — Ифигиния остановилась на нижней ступеньке и подняла глаза. — Что-то не так?
— Стой где стоишь. Я пойду первым. — Он снял фрак и перекинул его через плечо. Ночной холодок пробрался под тонкий батист нарядной сорочки, но Маркус даже не заметил этого. Неожиданно ему захотелось почувствовать себя более свободным в движениях. — Давай сюда фонарь.
— Но, Маркус…
— Жди меня здесь, Ифигиния. Ясно?
К огромному его облегчению, она послушалась. Взяв фонарь, Маркус шагнул в темный холл. Там стояла глубокая, жуткая тишина. Похоже, богини мужской силы нынче отдыхают… Маркус прошел через холл в комнату, где перед сценой стояла огромная кровать.
Осторожно приоткрыл дверь. Свет фонаря выхватил обрывок прозрачного занавеса. Значит, экран не починили с тех пор, как Сэндс в ярости сорвал его с колец…
— Видишь что-нибудь? — шепотом спросила с порога Ифигиния.
Маркус резко обернулся:
— Черт возьми, Ифигиния! Я же приказал тебе ждать снаружи!..
И тут послышался зловещий звук шагов по деревянным половицам. Маркуса охватил ужас.
— Ифигиния, беги! — Он поставил фонарь и бросился к двери.
Но было уже слишком поздно.
Из темноты за спиной Ифигинии вдруг вынырнула чья-то рука и схватила ее за горло, заглушив тихий крик ужаса.
— Ни шагу больше, Мастерс. — Ограждаясь Ифигинией, как щитом, Герберт Хоут двинулся в комнату. Холодно блеснул ствол пистолета в его руке. — Или я убью вас.
— Отпусти ее, Хоут. — Маркус остановился. Неохотно шагнул назад, встал возле фонаря. — Ты зашел слишком далеко, и сегодня этому должен быть положен конец.
— Согласен, — зловеще ухмыльнулся Хоут. — Но поскольку именно я создал все сцены этой пьески, то я напишу и эпилог. Думаю, обществу больше понравится нечто мелодраматическое. Ну, скажем, так: знаменитая леди Мастерс убивает мужа, застав его в музее доктора Хардстаффа в брачную ночь. По-моему, неплохо!
Глава 21
— А что будет в вашей пьеске с Ифигинией? — поинтересовался Мастерс.
— Мне жаль до слез, но моя дорогая подруга, бывшая миссис Брайт, — или, вернее сказать, мисс Брайт из девонского Дипфорда, — станет жертвой несчастного случая на крутой лестнице. Она сломает себе шейку, в спешке покидая место своего кровавого преступления, совершенного во имя страсти.
— Тебе это не сойдет с рук! — поклялась Ифигиния. Она была очень напугана, но держалась молодцом. — Вас повесят, мистер Хоут! Если не за это, то за убийство миссис Вичерлей!
— А ты знаешь о нем, верно? — Герберт улыбнулся ей своей обычной веселой, располагающей улыбкой, но глаза его оставались холодными, как стекло. — Вы очень умны, мадам. Я всегда восхищался вашим умом! Настолько, что даже пытался уберечь вас, но вы не послушались, не вняли моему предупреждению. |