|
Клюв - тот пошустрее был, сразу в сторонку отбежал. А Князь с Упырем обратно на плешку выкатились, только теперь уже видно было, чей верх. Князь вражину подломил, за харю пятерней ухватил и давай башкой об землю колотить. Тот хрипит: - Будет, будет. Твоя взяла! Сявка я! Это слово такое, особенное. Кто на стыке про себя так сказал, того больше бить нельзя. Закон не велит. Князь для порядка ему еще вдарил пару раз кулаком, или, может, не пару, а больше - Скорик не досмотрел. Он сидел на корточках возле Кильки и глядел, как у того из черной дыры на виске вытекает багровая жижа. Килька вовсе мертвый был - проломил ему Ёшка голову своей дрыной. Потом целых четыре дня "деды" решали, считать ли такой стык козырным. Постановили: не считать. Упырь, конечно, сбеспардонничал, но и у Князя негладко: валет с железом пришел, опять же двое пацанов в схроне сидели. Негож пока Князь в тузы, такой был приговор. Пускай Москва пока без воровского царя поживет. Князь злой ходил, пил без продыху, грозился Упыря под землю укатать. Того не видно было, отлеживался где-то после Князева угощения. Шуму, звону, разговоров о лужниковском стыке было на всю Хитровку. Для Сеньки Скорика настали, можно сказать, золотые денечки. Он теперь при Князе шестеркой состоял, как есть на полном законном положении. От колоды за доблесть было ему знатное довольствие и полное уважение, а уж про пацанов хитровских и говорить нечего. Сенька туда раза по три на дню заглядывал, будто бы по важной секретной надобности, а на самом деле просто покрасоваться. Вся Килькина одёжа к нему перешла: и портки английского сукна, со складочкой, и сапожки хром, и тужурочка-буланже, и капитанка с лаковым козырьком, и серебряные часы на цепке с серебряной же черепушкой. Пацаны со всей округи сбегались с героем поручкаться или хоть издали поглазеть, послушать, чего расскажет. Проха, который раньше уму-разуму учил и нос перед Сенькой драл, теперь в глаза заглядывал и тихонько, чтоб другие не слыхали, просил пристроить его куда-нибудь шестеркой, пускай в самую лядащую колоду. Скорик слушал снисходительно, обещал подумать. Эх, хорошо было. Деньжонок в карманах пока, правда, не завелось - но это, надо думать, до первого фарта. А скоро подоспело и оно, настоящее фартовое дело. КАК СЕНЬКА ПОБЫВАЛ НА НАСТОЯЩЕМ ДЕЛЕ Была Князю наводка от верного человека, полового из купеческой гостиницы "Славянская" что на Бережках. Будто бы приехали из города Хвалынска богатый калмык-барышник с приказчиком, племенных жеребцов для табуна покупать. Хрустов при том калмыке полная мошна, а брать его надо немедля, потому назавтра, в воскресенье, поедет он на конный торг и может там все деньги потратить. Вечером, поздно, сели всей колодой в три пролетки, поехали. Впереди Князь с Очком, потом Сало с близнецами, последними - Боцман с Сенькой. Их работа - стрему держать и за лошадьми доглядывать, чтоб, если шухер, могли с места вскачь запустить. Пока летели через Красную Площадь, да по Воздвиженке, да Арбатом, у Скорика в животе крепко екало, хоть до ветру беги. А после, как по мосту загрохотали, страх вдруг из противного стал веселым, как в детстве, когда отец маленького Сеньку в первый раз на масленичное гуляние вез, с деревянных гор кататься. Боцман, тот с самого выезда радостный был, всё балагурил. Эх, говорил, Кострома, нынче будет кутерьма. И еще: эх, Полтава, заходи справа. Или так: эх, Самара, поддай навара. Он много всяких городов знал, про иные Сенька и не слыхивал. Гостиница была скучная, навроде барака. Огни в десятом часу уже потушены - торговый люд рано ложится, да и базарный день завтра. Проехали к железнодорожным складам, соскочили. Без слов обходились, молча - всё заранее обговорено было. Сенька поводья принял, свел три пролетки рядом, обод к ободу, в центре Боцманова упряжка. Ему, Боцману, все три повода дал. |
