Добился-таки своего хитрый Упырь, взбеленил врага.
Князь голову набычил, по-волчьи зарычал - и на оскорбителя.
Но у тех двоих, видно, меж собой уговор был. Упырь влево скакнул, баба вправо - и как свистнет в два пальца.
Внизу зашуршало сено, грохнула дверь, и из сарая вылетел Ёшка, пока что один. В руке держал дрыну - черную, с длинным дулом.
- А ну стоять! - орет. - Сюда смотреть! Вы меня, ёшкин корень, знаете, я промаху не даю. Князь на месте застыл.
- Ах, ты, Упырь, так? - говорит. - По-беспардонному?
- Так, Князюшка, так. Я же умный, умным законы не писаны. А ну-ка лягайте оба наземь. Лягайте, не то Ёшка вас стрелит.
Князь зубы оскалил - вроде смешно ему.
- Не умный ты, Упырь, а дурак. Куда ты против Обчества? Кердец тебе теперь. Мне и делать ничего не надо, всё за меня "деды" сделают. Ляжем, Очко, отдохнем. Упырь сам себя приговорил.
И улегся на спину. Ногу на ногу закинул, папироску достал.
Очко посмотрел на него, носком штиблета по земле поводил - знать, костюма жалко стало - и тоже на бок лег, голову подпер. Тросточку положил рядом.
- Ну, дальше что? - спрашивает. И Ёшке. - Стреляй, мой маленький зуав. Знаешь, что наши традиционалисты с беспардонщиками делают? За эту шалость тебя под землей отыщут, и обратно под землю загонят.
Чудной какой-то стык выходил. Двое лежат, улыбаются, трое стоят, смотрят на них.
Килька шепнул:
- Не насмелятся палить. За это живьем в землю, такой закон.
Тут Упырева маруха снова свистнула. Из сарая выскочили остальные двое и как прыгнут сверху на лежащих: Дубина тушей своей на Князя навалился, Клюв Очка рожей вниз развернул и руки заломил, ловко.
- Ну вот, Князек, - засмеялся Упырь. - Сейчас тебе Дубина кулачиной мозгу вышибет. А Клюв валету твоему ребра продавит. И никто про пушку знать не узнает. Так-то. Обчеству скажем, что мы вас поломали. Не сдюжили вы против Упыря и евоной бабы. А ну, братва, круши их!
- А-а-а! - раздалось вдруг возле самого Сенькино-го уха.
Килька пихнулся локтем, на коленки привстал и с воплем сиганул прямо Ёшке на плечи. Удержать не удержался, наземь слетел, и Ёшка его смаху рукояткой в висок припечатал, но и этой малой минутки, когда Дубина с Клювом на шум морды поворотили, было довольно, чтоб Князь и Очко врагов скинули и на ноги повскакивали.
- Я шмаляю, Упырь! - крикнул Ёшка. - Не вышло по-твоему! После пули повыковыриваем! Авось сойдет!
И тут Сенька сам себя удивил. Завизжал еще громче Килькиного - и Ёшке на спину. Повис насмерть, да зубами вгрызся в ухо - во рту засолонело.
Ёшка вертится, хочет пацана скинуть, а никак. Сенька мычит, зубами ухо рвет.
Долго, конечно, не продержался бы, но здесь Очко с земли трость подхватил, тряхнул ею, и деревяшка в сторону отлетела, а в руке у валета блеснуло длинное, стальное.
Скакнул Очко к Ёшке, одну ногу согнул, другую вытянул, как пружина распрямился и сам весь сделался длинный, будто вытянувшаяся змеюка. Достал Ёшку своей железякой прямо в сердце, и тот сразу руками махать перестал, повалился, подмяв Сеньку. Тот выбрался из-под упавшего, стал глядеть, чего дальше будет.
Успел увидеть, как Князь, вырвавшись из Дубининых лап, с разбегу Маньке лбом в подбородок въехал - бабища на зад села, посидела немножко и запрокинулась. А Князь уже Упырю в глотку вцепился, покатились с утоптанной тропинки в траву и там бешено закачались сухие стебли.
Дубина хотел своему королю на выручку кинуться, но Очко к нему сзади подлетел: левая рука за спину заложена, в правой аршинное перо - вжик, вжик по воздуху. И со стали капли красные капают.
- Не уходи, - приговаривает, - побудь со мною. Я так давно тебя люблю. Тебя я лаской огневою и утолю, и утомлю.
Этот стих Сенька знал - он из песни одной, жалостной.
Дубина повернулся к Очку, глазами захлопал, попятился. Клюв - тот пошустрее был, сразу в сторонку отбежал. А Князь с Упырем обратно на плешку выкатились, только теперь уже видно было, чей верх. |