Выходит, Обчество приговорило тузом одному из двух быть: Князю или Упырю.
Про Князя ясно - орел крылатый. Стрелой вверх взлетел, такие дела делает - залюбуешься. Одним нехорош: больно шустро шагает и строптив. Килька сказал, "деды" опасаются - не задурил бы от такой власти.
Другое дело Упырь. Он из давних, тихих, которые не летают, а по-белочьи вверх карабкаются. Дел за Упырем громких не водится, пальбы от его колоды не слыхать, а боятся его не меньше, чем Князя.
Упырева колода не налетами промышляет, а делом новым, шума не терпящим: стрижет лабазников и лавочников. Таких деловых "доилыциками" прозвали. Хочешь, чтоб лавка цела была, чтоб врач санитарный не цеплялся и псы не трогали - плати доилыцику мзду и живи себе, торгуй. А кто не хотел платить, на себя надеялся или так, жадничал, с теми всякое случалось. Одного упрямого бакалейщика стукнули в темном переулочке сзади по башке, он и не видел кто. Упал, встать хочет, а не может - земля в глазах плывет. Вдруг глядит - на него лошадь с телегой едет, в телеге камни грудой, чем улицу мостят. Он кричит, руками машет, а возница будто не слышит. Лошадь-то бакалейщика копытами переступила, а тележные колеса прямо по ногам ему проехали, переломали всего. Теперь того бакалейщика в кресле на колесиках возят, и Упырю он платит исправно. А у другого, мороженщика, дочку-невесту так же вот подкараулили, мешок на голову натянули и попортили - да не один, а с полдюжины бугаев. Она теперь дома сидит, на улицу носа не кажет, и уже два раза из петли вынимали. А заплатил бы мороженщик, ничего бы с его дочкой не было.
Но и Упырь не всем "дедам" по сердцу, объяснил Килька. Те, которые годами постарше и хорошо прежние времена помнят, не одобряют Упырева промысла. Раньше так кровососничать не заведено было.
Короче, на сегодня назначен стык, чтоб Князь с Упырем сами меж собой разобрались, кто кому дорогу уступит.
- Так порешат они друг друга! - ахнул Сенька. - Порежут, постреляют.
- Нельзя, закон запрещает. Ребра поломают или башку кому пробьют, но не боле того. С оружием на стык идти нельзя, Обчество этого не дозволяет.
В пятом часу пришли посредники от Обчества, два спокойных, медлительных "деда" из уважаемых воров. Назвали место для стыка - Коровий луг в Лужниках - и время: ровно в семь. Еще сказали, Упырь желает знать, всей ли ему колодой приезжать или как.
"Дедов" посадили в передней комнате чай пить, ответа ждать, а сами столпились у Князя вокруг стола. Даже Боцман с улицы прикатил, боялся, обойдут его.
Небось первый крикнул:
- Все пойдем! Наваляем упырятам, будут помнить. Князь на него шикнул:
- Ты думай, башка, потом говори. У нас дама есть? Нету. Смерть же с нами на Коровий луг махаться не поедет?
Все поулыбались шутке, стали ждать, чего Князь дальше скажет.
- А у Упыря дамой - Манька Рябая. Она в прошлый год двух легавых лбами стукнула так, что не встали, - продолжил Князь, полируя щеточкой ногти. Он сидел нога на ногу, слова ронял неспешно - наверно, уже видел себя тузом.
- Знаем Маньку, женщина основательная, - подтвердил Боцман.
- Та-ак. Дальше глядите. Вот ты, Боцман, не в обиду сказать, калека. Какой от тебя на стыке прок?
Боцман запрыгал на своих обрубках, заволновался:
- Да я... Вон колотушкой как приложу - всякий напополам согнется. Князь, ты ж меня знаешь!
- Колотушкой, - передразнил Князь, откусывая заусенец. - А у Упыря девяткой Вася Угрешский. Много ты против него своей колотушкой намахаешь? То-то.
Боцман закручинился, захлюпал.
- Теперь шестерку взять, - кивнул на Кильку старшой. Тот вскинулся:
- А чё я-то?
- А то. У них шестеркой Дубина. Он кулачищем гвоздь четырехвершковый в бревно забивает, а тебя, Килька, соплей перешибешь. И что у нас, господа фартовые, выходит? А то выходит, что ихняя колода на стыке забьет нашу как Бог свят. А после скажут, что Князь при всей колоде был, не станут разбирать, кто там малый, кто убогий, а кого вовсе не было. |