– Поехали пообедаем где-нибудь, и я расскажу тебе один анекдот, – пообещала я. – Только это страшная тайна Сереги Лазарчука, так что ты пообещай молчать.
– Чтоб я сдохла! – жарко выдохнула Ирка и перекрестилась недоеденным батончиком.
Мы поехали в кафе, устроились за столиком на веранде с видом на искусственное озеро с декоративным водопадом, и под шум струй я рассказала Ирке драматическую историю короткой любви Сергея Лазарчука и Татьяны Лариной. Подружка смеялась и фыркала, разбрызгивая окрошку, а потом сказала:
– Зря ты отшила влюбленную бабушку. Может, это была Серегина судьба? Легкомысленные чувствительные девушки у него как-то не задерживаются, а старушка наверняка терпелива и мудра, так что вполне могла прижиться.
– Она старше Лазарчука лет на сорок! – напомнила я.
– Пугачева Киркорову тоже в мамы годилась, а ничего, вспомни, сколько лет прожили!
– Так то Пугачева! За ней в любом возрасте будут юноши ухлестывать! – возразила я, однако призадумалась.
Может, и в самом деле, зря я избавила Серегу от пожилой поклонницы, не дала развиться перспективному роману? Лазарчук, конечно, и сам вырвался бы из подагрических лапок напористой бабушки, но после такого шока вполне мог пересмотреть свое отношение к тихим, скромным девушкам. Глядишь, и женился бы на ком-нибудь с перепугу!
Обед привел нас с Иркой в прекрасное расположение духа, и по дороге в студию мы вдохновенно рассуждали о том, как бы нам устроить судьбу непутевого капитана. Мы совсем забыли о том, что наш грубый и нечуткий опер не заслуживает благодеяний, но Серега сам об этом напомнил.
Ирка высадила меня на повороте к зданию телекомпании и помчалась к себе в офис откупаться стольником от назойливого пацана с дефектами речи и памяти. Я помахала ручкой отъезжающей «шестерке», купила в ларьке на углу пирожков с вишней и зашагала на линию трудового фронта, но вблизи передовой меня атаковал капитан Лазарчук собственной персоной.
Он выпрыгнул из-за ствола старого дуба, выставил одну ножку вперед, упер руки в бока и высоко задрал подбородок. Было похоже, что в следующий момент капитан с поклоном разведет руками, а потом пустится, семеня и приседая, в задорный пляс. Заинтересовавшись, я остановилась, но продолжения танцевального номера не последовало. Лазарчук в нарушение канонов жанра перешел от хореографического упражнения к драматическому монологу.
– Елена! Где твоя совесть? – гневно вскричал он.
– В яйце! – хладнокровно ответила я, почему-то вспомнив Иркин «Киндер-сюрприз». – Яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, а сундук на дубу, с которого ты, похоже, упал! Чего орешь как резаный? Лучше бы спасибо сказал!
– Спаси-и-ибо тебе, подруженька! – издевательски протянул Лазарчук и отвесил мне глубокий шутовской поклон, вернувшись таким образом от Мельпомены к Терпсихоре. – Опозорила меня на все управление! Теперь я прославился как бессердечный тип, бросивший на произвол судьбы бедную старушку!
– Какой произвол, ты что? – удивилась я. – Мы с Петенькой Беловым милым образом пристроили твою бедную старушку в железнодорожную милицию, там обещали о ней позаботиться и вернуть в семью. А что, не вернули?
– Вернули, а как же, – кивнул он. – Знаешь, кому вернули? Мне! Бабка, кроме моего имени, никаких других не помнит, зато твердо знает, что приехала к больному Сергею Петровичу Лазарчуку. Кто, интересно, выдал ей мое полное ФИО? В Интернете я только именем подписывался. Кстати, почему это я больной?
– Ой как нескладно получилось!
Я виновато потупилась, потом потихоньку огляделась. Вроде бабули Лариной поблизости нигде не было. |