«Когда Лайон растопил камин и убрал мою одежду? — подумала Миген. — Почему он был столь беспокойным?.. Может, его тревожит совесть?»

Миген надела нижнее белье и платье, закрепила, насколько смогла, растянувшийся от воды кушак. Она проскользнула в смежную комнату — будущую спальню Присциллы — и оценила свой вид в зеркале над туалетным столиком. «Безнадежно растрепана, но тем не менее сияющая» — таков был ее вывод.

Вот только губы были так красны, будто их натерли щеткой. По бедрам разливалась великолепная боль. А щеки и глаза…

Глядя в зеркало, Миген не могла подавить горькую усмешку. «О Боже мой, — подумала она, — любой дурак может догадаться, что я люблю и что именно любовью занималась всю ночь!»

Она босиком спустилась вниз; Дитя Небес в вестибюле уже не было. "Ее, конечно, вывели на улицу, когда буря стихла.

Выходит, Лайон совсем не спал? Но что же из того, что случилось между нами, было в реальности, а что — во сне?"

Солнечный свет, освещая новую мебель, залил гостиную, которая каких-нибудь две недели назад была пустой и ободранной. Ком встал в горле Миген, когда она вспомнила, как много времени и сил потратила на то, чтобы все здесь продумать и со вкусом обставить.

На смену изношенному турецкому ковру был уложен текстильный кубинский ковер синего, серого, клюквенно-красного и желто-коричневого оттенков. Обшитые панелями стены выкрасили в серый и белый цвета, а камин заново обложили белоснежным мрамором. У высокого окна стояли кресла, обитые красной тканью, и из такой же ткани были изготовлены все драпировки в комнате. Несколько бронзовых подсвечников на каминной полке и на столах усиливали ощущение тепла в гостиной.

Миген гордилась этой комнатой. Она стала ее частью, частью Лайона, частью проведенного ими вместе времени. Ей было больно думать о Присцилле в качестве хозяйки виллы «Марквуд», ведь бывшая подруга никогда не познает истинной любви и привязанности к этому дому.

Слезы переполнили глаза Миген, когда она провела изящными пальчиками по покрытой резьбой спинке стула, вспомнив, как они с Лайоном выбирали и расставляли мебель. Лайон тогда несколько отступил назад, чтобы оценить результаты их труда, а потом испустил крик счастья, крик, который прозвучал куда красноречивее любых слов о том, какие чувства вызывает у любящих совместный труд по преобразованию виллы «Марквуд».

Затем Миген быстро прошла по дому к двери в сад. В это утро стояла божественная погода. А какой же сатанинской была ночь!

Воздух был до головокружения свежим. На каждом листке, на каждой травинке сверкали капли дождя. Миген прошла по выложенной кирпичом тропинке, разграничивающей огромные клумбы. Аккуратно постриженные квадратными бордюрами кусты самшита издавали резкий аромат, смешивающийся с благоуханием глициний, которые этим утром впервые раскрыли свои белые и фиолетовые цветки. «Скоро над ними зароятся пчелы», — подумала Миген.

Она прошла к тому месту, где сад переходил в пологий холм. Здесь убирались прошлогодние листья и не было самшита, который заглушал аромат весенних цветов.

Цветущие красные розы украшали террасы, но не могли скрыть все многоцветье растений, пробивающихся к солнцу после бури. Гордые, ярко пылающие бледно-желтые нарциссы покачивались над образующими бордюры гиацинтами и анютиными глазками. Кустарниковая полынь росла вдоль ступеней. Плакучие ивы и рожковые деревья возвышались над еще не распустившимися жимолостью, жасмином и вьющимся виноградом.

Миген расправила юбки и села на старую скамью, вновь загрустив обо всем, чего в предстоящие месяцы ей будет так не хватать. Стараясь отвлечься от печальных мыслей, она попыталась подогнать друг к другу составные части вчерашней головоломки.