Поднимаясь по лестнице, Лайон был поражен тем, как неприятно вспотели его руки при мысли о том, что он собирался сказать доктору.

Хэмпшир задержался перед дверью и услышал ободряющий голос.

— Лайон, вы больны или просто медлительны? — спросил Франклин. — Я предпочел бы услышать что-нибудь поинтереснее, чем ваши не слишком торопливые шаги.

Вид доктора застиг Лайона врасплох, как это было и при их первой встрече. На этот раз доктор Франклин с довольным выражением лица сидел в изготовленной на заказ ванне. Бадья имела форму большого медного ботинка. Франклин устроился на месте его каблука. Бледные ноги доктора почти касались носка башмака. К ванне была приспособлена удобная полка для книг.

Совершенно очевидно, что весна оказалась хорошим лекарством, ибо после теплой осени 1787 года, когда Лайон отплывал в годичный рейс на Восток, он еще не видел Франклина выглядевшим так хорошо. Конечно, доктор худ и слаб, но его одухотворенное лицо по-прежнему озарялось внутренним светом.

— Доктор, я рад видеть вас в такой хорошей форме! Если, конечно, вы тайком не нарумянили щеки.

Франклин довольно рассмеялся, протянув Лайону для пожатия руку.

— Присаживайтесь, мой мальчик, и подлейте мне чаю. — Он закрыл лежащую на полке книгу. — Нет, я не румянил щеки… Я могу любить французов, но не готов утверждать, что согласен со всеми их нововведениями в моде! Я чувствую себя несколько лучше. После последнего приступа колик прошло довольно много времени. Жалуюсь я только на эту проклятую погоду: подхватил из-за сырости лихорадочный озноб и не могу от него отделаться.

Лайон растерялся. Он полагал, что в комнате удушливо тепло, и даже собирался открыть окно.

— Ну что же, я счастлив, если вы надолго избавились от болей. Может быть, вы выйдете из дома, когда прибудет генерал Вашингтон? И даже смогли бы присутствовать на обеде в таверне «Сити»…

— Не искушайте меня, Лайон. Сэлли отхлестала бы вас ремнем, услышав эти слова! — Ведь вы же знаете, что у меня, как говорится в Евангелии, «дух бодр, а плоть немощна»?

— Простите, что я заговорил об этом. Мне трудно представить себе, как вы слабы, коль скоро я слышу, как вы горазды изъясняться, — мягко улыбнулся Лайон.

— Абсолютная правда! Мой язык и мой ум остры, как у двадцатилетнего мужчины! Но поскольку вы спрашиваете, я отвечу, что в хорошую погоду я способен спуститься вниз, и то приняв добрую дозу настойки опиума. Если же я настроен уж совсем авантюристично, то готов посидеть в саду и почаевничать с одним гостем, а то и с двумя. — Доктор помолчал, пристально посмотрел на свои костлявые колени и прерывисто вздохнул. — Но если серьезно.., я должен был бы, ради своего собственного успокоения, умереть еще два года назад.

Эти слова Франклина, лишенные обычного юмора, слышать было так больно, что Лайон не мог ни сказать что-то, ни двинуться с места. Он опустился на колени рядом с медной ванной и взял руку старика. Она была холодной. На фоне сухощавых загорелых пальцев Лайона кожа Франклина выглядела очень бледной и увядшей.

— С моей стороны это прозвучит эгоистично, но должен сказать вам, как я благодарен судьбе за то, что вы не умерли два года назад. Иначе мы никогда бы не увиделись. А ведь именно встреча с вами изменила мою жизнь.

— Время покажет, будет ли это в итоге благоприятным для вас или нет! — В утомленных глазах Франклина снова заплясали искорки. — Мой мальчик, вы поможете мне подняться? Я хотел бы вытереться и вернуться в постель. Мы не сможем беседовать до тех пор, пока я не окажусь в своей колыбельке.

Они молчали несколько минут, пока Лайон помогал доктору лечь в постель. Хэмпшир сел в стоящее рядом плюшевое кресло, так и не зная, каким образом чистосердечно рассказать о своей проблеме, и поэтому полчаса беседа вертелась вокруг да около.