— Трезвую голову, мистер Дарк.

— Зовите меня Фабианом. Я не настолько стар, чтобы не претендовать на ваше внимание. А что вы будете пить, Дон?

— Скотч. Приехали Ванда и Карл?

— Нет, — Фабиан разговаривал и одновременно управлялся с напитками. — Кстати, Дон, вы не знакомы с мужем Ванды?

— Нет. Не имел удовольствия.

Адвокат загадочно улыбнулся.

— Я немного знаю Грегори Пейтена. Он психоаналитик. Ванда поступила расчетливо: лучше выйти замуж за врача и разделить с ним кушетку, нежели платить за эту же кушетку по сто долларов за час.

Я от души рассмеялась.

Дон поморщился.

— Не будь занудой, — я потрепала «мужа» по плечу.

— О, вы мне с каждой минутой нравитесь все больше и больше, — сказал Фабиан. — Мы с вами, мне кажется, поладим. А Дон... Его всегда подводило чувство юмора.

— Я вижу, что вы нашли друг друга, — холодно заметил Убхарт. — Мне ничего не остается, как выйти и подышать свежим воздухом.

— Подожди, Дон! Я...

Не слушая меня, он удалился и закрыл дверь. Фабиан покручивал в руке бокал и смотрел на меня «зеркальными глазами»: я ничего не могла прочесть в них. Думаю все же, адвокат относился ко мне с симпатией.

— Вспышка раздражения... Не волнуйтесь, это скоро пройдет, — успокоил он меня. — Полагаю, вы привыкли к подобному. Резкая перемена настроения — отличительная черта Убхартов. Таким был и Рэндолф.

Он протянул мне полный бокал, я в рассеянности взяла его. Фабиан долго рассматривал меня — так, что мне стало не по себе. Я, конечно, привыкла к мужским ощупывающим взорам, и если испытываю беспокойство, то только тогда, когда меня перестают разглядывать. Но адвокат смотрел совсем иначе. В его взгляде не было ни желания, ни похоти. И это мне не нравилось.

— Ну и как вы нашли Эдвину? — спросил он наконец.

— Экономку? Знаете ли... — я попыталась подыскать подходящие слова.

— Она производит несколько устрашающее впечатление, да?

— Нет, она меня не напугала, хотя ей бы этого хотелось.

— Я вижу, что мы с вами найдем общий язык, — повторился толстячок и почему-то обрадовался. — Что касается Эдвины, ее несложно понять. Она столько лет играла роль «интересной женщины», «разочарованной», «изящной и недоступной»... Вы, надеюсь, понимаете, что это такое. Но потом ее амплуа сменилось на роль «несправедливо обойденной». Пять лет она живет воспоминаниями и культивирует в себе чувство оскорбленной добродетели. Вы, конечно же, знаете, что Эдвина может находиться в доме только до того дня, пока вашему мужу не исполнится тридцать лет.

— Да, Дон говорил мне об этом.

— Насколько я знаю, ей причитается две тысячи долларов. Эдвина провела здесь семь лет в качестве хозяйки, а получит вознаграждение садовника, после чего ее уволят. Таковы указания Рэндолфа Убхарта.

Неожиданно Фабиан затрясся — он смеялся беззвучно, одним ртом.

— У Рэндолфа было потрясающее чувство юмора. Я думаю, вы и я, мы оба поладили бы с ним.

— Да... То, что он сотворил с Эдвиной, очень смешно. Громче всех смеется она сама.

— Мэвис, давайте переменим тему. Как так случилось, что вы вышли замуж за Дона?

— В этом есть нечто особенное? Непонятное? Противоестественное? — я с осторожностью подбирала слова.