Настасья не поняла, у нее отец сгорел в подорванном танке, заявила, что между ними все кончено. Таманский принял ее выбор. Сошлись на том, что никому ни слова. Настасья дурой не была, понимала, что заклюют, если раскроется. Все эти годы молчала. А уж как ее раскрутил Володя Максимов — совершенно другая, но тоже грустная история…

— Бобров Николай Федорович тоже служил в полиции, — торжественно объявил Чайкин. — Только разговаривал я не с бывшей возлюбленной, а с бывшим участковым, который ныне на пенсии и беспробудно пьет. Пришлось потратиться на литр беленькой, чтобы разговорить человека.

Подноготную Боброва он должен был знать по долгу службы. Когда прибыл этот тип на постоянное место жительства, участковому что-то показалось странным — словно скрывал человек свое прошлое. Уверял, что за ограбление продмага сидел. Ничего себе, двадцать лет за ограбление продмага. Копнул — а у него имелись возможности, — и вскрылись нелицеприятные факты. Дело в принципе житейское, ну оступился человек, разве мало таких было? Не всех расстреляли, кому-то и срока дали. Отбыл, искупил, исправился — имеет все шансы стать достойным членом общества.

Но Боброва это не устраивало, не хотел он, чтобы вскрылась правда о его прошлом. Что произошло у них, участковый не признался даже после бутылки водки — подозреваю, что и он в работе был не ангел, и Бобров об этом знал. В общем, тайна осталась тайной, и только сейчас, много лет спустя, участковый раскололся. Но категорически отказался давать показания — он же не дурак подводить себя под монастырь? Знаете, мужики, я не стал настаивать, этот участковый насквозь больной, в нем жизни-то на две затяжки…

— И что мы имеем? — задал непростой вопрос Чекалин. — Сведения, конечно, интересные, но что с ними делать? Эти двое служили в полиции города Смоленска. При чем здесь Плиевск?

— Имеем некоторую определенность, — сказал Павел. — Пока оставим в покое географию. Оба служили в полиции, попались, отсидели…

— Не к тем наша Фемида великодушна, — проворчал Чекалин.

— Несколько лет после отсидки обитали в других местах, потом прибыли в Плиевск, где вскоре и нашли свою загадочную смерть. Пока их не прикончили, вроде общались, но особо это не афишировали.

Теперь Герасимов со своим семейством. Прошлое в тумане, всплывает в Приморье, но это точно не установлено, потом зачем-то переезжает в Плиевск, обзаводится домом, работой, подрастает сын. И все равно практически одновременно с теми двумя умирает от рук таинственного убийцы. При этом порывается прийти в милицию с чистосердечным признанием, но безуспешно. Что из этого вытекает?

— Что? — не понял Максимов.

— То, что Герасимов, как и предыдущие жертвы, мог служить в полиции. Сколько ему было в 1943-м? Двадцать с небольшим? Остальным, кстати, так же. Молодежи среди предателей хватало. И с женой его Людмилой история мутная. Не исключаю, что она помогала мужу и покрывала его. И что из этого следует?

— Что? — спросил Максимов.

— Была некая история, связанная с кучкой полицаев и их пребыванием в Плиевске. Все здесь собрались через 27 лет после изгнания фрицев. Кто-то раньше, кто-то позже. Когда освободили Смоленск? Выйдите в город, на всех плакатах — 26 сентября 1943 года Красная армия освободила Плиевск.