|
Ее ни разу и не подозревали. Хорошая девчонка, порядочная, комсомолка — и даже билет свой комсомольский сохранила с печатями членских взносов.
Порой подпольщики бесследно пропадали, случалось, что и тела не находили — и свои же обвиняли их в трусости и дезертирстве. Порой каратели устраивали облавы, накрывали ячейки, а потом показательно вешали запытанных до полусмерти людей. Лялька неизменно оставалась в стороне.
Снюхалась с Жилиным — помощником главы полицейского отделения Касьянова, чувство возникло, но встречались тишком — в пустующих квартирах. Кто она, знали только верные товарищи, но какая нынче верность, когда каждый за себя, а на соратников плевать с высокой колокольни? Все шло гладко, пока германская армия громила коммунистическую сволочь. Но сейчас… поди разберись в этом водовороте, кто останется верен, а кто сдаст тебя со всеми потрохами. Но ничего, Лялька, как обычно, выкрутится, а вот он…
— Да я-то справлюсь, — бормотала девчонка, ластясь к нему. Жилину было не по себе — уж больно холодом от нее веяло, словно померла и уже остывала. — С тобой-то что будет, Глеб? Убьют тебя, дурака, а куда я без тебя? Прикипела, люблю сильно… — Она обняла его, сжала пальцами плечо, сделала больно. — Давай сбежим, а, Глеб? Пошлем всю эту бодягу к чертовой матери? Предчувствия у меня дурные, не пофартит немцам. Будут отступать, до границы докатятся или еще дальше. Уедем, Глеб, затаимся где-нибудь, отсидимся? Мы же не герои, чтобы до последней капли крови за великую Германию от океана до океана…
Героями они точно не были, служили тем, кто сильнее. Но патологическая ненависть к коммунистам все же бурлила в крови. Какого хрена Красная армия вдруг набрала силу, отогнала немцев от Москвы, накостыляла под Сталинградом, выстояла летом под Курском, а теперь гонит обратно на запад «непобедимое» германское воинство?
Он снова потянулся к папиросе, задымил.
— Глеб, почему ты молчишь? — Она внезапно догадалась: — Ты что-то задумал?
— Есть одна мыслишка, Ляля, — неохотно признался Жилин.
Мыслишка действительно имелась — завиральная, но больно назойливая. Шепнули ему по секрету нужные люди в комендатуре: мол, есть там один заветный кабинет, а в кабинете сейф. Куш — громадный. Провернуть выгодное дельце, а дальше — хоть трава не расти. Можно валить куда подальше — хоть с Лялькой, хоть без нее. Глупо продолжать ишачить на немцев — проиграли, господа хорошие. Но все должно быть по-умному, и одному не справиться. А Лялька в этом деле точно не помощник…
— Говори, — потребовала девица.
Ишь, какая прыткая… «Люблю, люблю», а как себя поведет, когда откроются все карты?
— Пока все вилами по воде, Ляль, неясностей много, надо подождать, присмотреться…
— Да куда уж дальше ждать! — возмутилась она. — Большевики завтра-послезавтра войдут в город. Ваш участок на передовую отправят — аккурат на их пулеметы! Не выживешь ты, Глеб, убьют тебя. Ноги надо делать — не позднее, чем завтра, пока вас всех на восток не отправили. Тогда уже не сбежишь…
— Так, цыц! — Он рассердился. — А ну, не перечь! Кто в доме хозяин? Будешь слушаться меня, Ляля, тогда все у нас получится. Имеются сведения, что наш участок на передовую не отправят — не такое уж мы бравое войско против регулярной армии. Будем бегство господ офицеров прикрывать, следить, чтобы партизаны чего не учудили. Сведения достоверные. Сидишь в городе и не рыпаешься. Идешь к тетке, там и будь. Красные придут — изображай радость. Тебя не тронут, ты же позаботилась? Все, кто знает, что ты на нас работала, уйдут на запад. |