Жилин натянуто засмеялся. Девушка застыла, прежде чем взорваться. Жилин смял в блюдце окурок.

— Шучу, Ляля, шучу, шуток не понимаешь? Неделя, максимум две, и я тебя заберу. Вернусь с новыми документами, уедем, переберемся для начала в Среднюю Азию, в Фергану например, — там ни русских, ни коммунистов не любят. Потом переправимся в Турцию, заживем по-человечески. Деньги будут, много денег будет. Не веришь?

Взрыв все-таки произошел. Но за окном — где-то в городе, в нескольких кварталах от убежища. Долбануло так, что зазвенела посуда в шкафу. Ойкнула Ляля, сжалась в комок. Вряд ли Красная армия так быстро подошла к городу. Видимо, подпольщики подорвали очередной конвой или склад. Вконец оборзели, твари!

Жилин вскочил, метнулся к окну, отогнул занавеску, кипя от ярости.

Над крышами в центре города разгоралось зарево…

Глава двенадцатая

Майор Ваншенин все же подписал командировку — с таким видом, словно делал одолжение. В бухгалтерии командированным выдали суточные, на проезд до места назначения. Максимов убыл в Рязань, Боря Чайкин — в Брянскую губернию. Особо никто не возражал — надоело сидеть на месте.

Из Приморья никаких вестей не поступало — создавалось ощущение, что семейство Герасимовых замело все следы.

Павел тонко намекнул: а почему бы нам не рвануть к океану, не развеяться? Майор Ваншенин чуть не выбросил его в окно за такое предложение — во всяком случае, стиснул кулаки и посмотрел очень выразительно.

— Болдин, не наглей. Не позволю тратить государственные деньги на разные глупости. Ты представляешь, сколько стоит проезд до Приморья и обратно? Проще там остаться жить — все равно толку от тебя никакого. Иди, работай, выясните, мать вашу, хоть что-нибудь!

До опасных оргвыводов дело пока не дошло, но партийные власти были полностью информированы, и реакция на бездействие органов могла последовать сокрушительная. О том, что в городе убили семерых, включая ребенка и офицера милиции, знала даже канарейка в кабинете первого секретаря. И то, что орудие убийства во всех случаях одно и то же, также тайной не являлось. Других трупов с теми же ранами пока не находили, появлялись робкие основания предположить, что на этом убийца успокоится. Но недовольство в верхах зрело.

Оставшиеся в отделе работали как проклятые, но все это походило на толчение воды в ступе. Охватывала апатия, неверие в свои силы. Было ясно: столкнулись с серьезным противником, планомерно устраняющим с дороги препятствия…

В четверг майор Ваншенин объявил, что уезжает в Смоленск на совещание в областном Управлении внутренних дел. Мероприятие продлится два дня, и вернется он только в пятницу вечером. Грядут оргвыводы и чистки — такие, что 1937 год покажется оттепелью! Он надеется, все осознают свое шаткое положение? О том, что в первую очередь покатится его голова, майор умолчал. Водитель повез его на вокзал в Бутово, чтобы посадить в проходящий поезд.

Болдин и Чекалин облегченно выдохнули.

— Но это не повод ходить на голове, — предупредил Чекалин. — Работайте, товарищ старший лейтенант, солнце еще высоко. А отдыхать будем после того, как нас с позором турнут из органов.