|
Вот если бы мы были персонажами какого-нибудь голливудского фильма, в которых эволюция героев непременно вытекает из полученных ими жизненных уроков, именно так и произошло бы. Но в тот день на берегу реки события развивались иначе. Я ударил Джо Стритера ногой в лицо, и, должен признаться, хруст его ломающихся зубов был один из самых приятных звуков, какие я слышал в жизни. Он выплюнул выбитые зубы и закричал на меня в ярости и отчаянии, умоляя о милосердии. И тогда я со всей силы ударил подошвой по его пальцам. С последним воплем он отпустил перила и жалко шлепнулся в реку. Я сочинял язвительное замечание по этому поводу, когда тринадцать с половиной стоунов[69] королевской плоти врезалось мне в бок, и мы оба свалились в бурлящую воду. Я уже даже попрощался с жизнью. Несколько мгновений мы все трое — принц, Джо Стритер и я — барахтались в Темзе, бестолково молотя руками, задыхаясь от холода и безуспешно борясь с течением. Вдруг я почувствовал, что ко мне подбирается что-то скользкое и сильное, и тогда я понял, что это еще не конец. Пока не конец. Думаю, я даже попытался закричать, но рот был полон речной водой. Что-то скользнуло сзади по моей шее, оплело плечи, крепко обхватило за грудь. Последнее, что я помню, — это ощущение движения, как меня быстро волокут по речной воде, затаскивают в брюхо этой твари, в черные глубины Левиафана. То, что лежало в Темзе в тот день, было прекрасно и удивительно. Ламб должен был бы приветствовать его песнями хвалы и благодарности. Он должен был бы целовать его. Он должен был бы склониться перед ним и почитать его как живого бога. 28 Первая моя мысль была: я попал в чистилище. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать свое главное чувство. Это была скука — расслабляющая, отупляющая, изнуряющая скука. Я сидел за столом в офисе — теплом, сухом и явно обыкновенном. Передо мной был включенный компьютер, на мониторе висела какая-то таблица. Рядом — телефон, кипа папок мышиного цвета, канцелярские принадлежности в ящике стола. Воздух был наполнен привычными звуками — слабым гудением компьютеров, всхлипами ксерокса, назойливым комариным писком телефонов. Откуда-то, как обычно, доносился несмолкаемый хруст чипсов. Я повернул голову, чтобы посмотреть на тех, кого инстинктивно считал своими коллегами, но так никого и не смог толком разглядеть. Лица были загорожены мониторами, смазаны расстоянием или затенены. Не зная, что делать дальше, я занялся тем, что обычно делал на работе. Я откинулся на спинку стула и вперил взгляд в экран, хотя эта таблица с чужими буквами, отвратительным алфавитом и невразумительными колонками цифр не имела для меня никакого смысла. Я уже был готов закричать (без четверти три в среду чувства обостряются до невыносимых пределов), когда на столе ожил телефон. А вы знаете, что я чувствую, когда звонят телефоны. — Алло? — Доброго вам утра, сэр. — Человек говорил так, будто мочился в это время. — Кто это? В трубке раздался другой голос — с другим акцентом. — Не мог бы ты притопать в кабинет, приятель? Тут надо одно дельце порешать. — Где?.. Меня тут же оборвал третий голос, более ломкий, чем предыдущие. — Мы в конце коридора, мой друг. Вторая дверь справа. Я осторожно положил трубку, встал из-за стола и, по-прежнему не видя лиц своих сослуживцев, бочком направился к двери. |
