|
Женщин категорически не хватало: лишь молодая графиня, жена Крейга Нортвуда, супруга и дочь кастеляна. (Ульянинка Корделия не могла танцевать по уставу ордена, об Эллине речь не шла.) Однако дефицит лишь подогревал азарт. Младшие рыцари Нортвудов взялись за служанок, старшие соперничали за внимание малочисленных дам. Граф устал на втором танце, сел в стороне и с большим самодовольством глядел, как кавалеры чуть не дерутся за его супругу. Весь его вид говорил: «Завидуйте, черти!» Виттор сказал ему:
— Позвольте сознаться, милорд: я вам завидую. — Хе-хе, — ответил старик. Епископ Альмера дорвался до леди Сибил и повел ее в танце, нещадно наступая на ноги. Медведи хохотали, граф блаженствовал. Мрачная Корделия пыталась увести Эллину спать, архиматерь отгоняла ее досадливым жестом. Звенела не просто свадебная музыка, а свадебная из Надежды — родной земли Эллины. Я чертовски хорош, — думал Виттор. Еще бы чем-то закрепить успех. Взять с кого-нибудь обещание помощи. Пускай, например, епископ Галлард… И вдруг мысль оборвалась скверным наблюдением: Мартина нет. Мартин любит громкую музыку, Мартин любит пляски, Мартин любит большие декольте… Почему, тьма сожри, он исчез?! Взяв Доннела, Виттор ринулся на поиски. Брат обнаружился вскоре, но его вид нисколько не унял тревогу. Лицо Мартина имело цвет имперского мундира, на его груди расплывалось огромное жирное пятно. — Что произошло, тьма тебя?! — Ну… ты сказал: используй, что имеешь… И я того… — Что?! Виттор схватил его за грудки. — Обещай, что не скажешь отцу. — Сначала выкладывай! Мартин рассказал — у Виттора волосы встали дыбом. Танцы согрели кровь Мартина, и он решил найти ту самую послушницу. Хотел просто увидеть и все, честно, ничего такого. Он встретил ее в коридоре. Свита Эллины оканчивала сборы, послушница спешила куда-то с кувшином масла. Мартин ринулся ей навстречу, она попыталась обогнуть его, он шагнул наперерез и столкнулся с нею. Масло плеснуло из кувшина — частью на него, больше на нее. Мартин сказал: — Простите. Сказал: — Ничего страшного, я вытру. И стал вытирать масло голыми руками. Оно только размазывалось по одежде послушницы, делало ее прозрачной и гладкой. Мартин водил руками по ее бокам, животу, груди и повторял: — Ничего страшного, все вытру. Она стояла и смотрела, как тогда, а он все гладил ее, как вдруг услышал: — Пожалуйста… То было первое ее слово, обращенное к нему. — Пожалуйста. Это так потрясло Мартина, что он тут же опомнился, побагровел от стыда и стал умолять о прощении… Виттор влепил ему пощечину, не дожидаясь конца рассказа. — Ты — кретин! Придурок! Я почти договорился с Эллиной! Тьма тебя сожри! С ее святейшеством архиматерью Эллиной! Старуха уже почти решила, что я ее лучший друг! И сейчас к ней придет твоя эта… вся в масле! — Не придет… — промямлил Мартин. — Что? — Не придет… Не скажет… — Почему вдруг? — Она мне пообещала… Виттор снова ударил брата. — Она б тебе мешок золота пообещала, лишь бы вырваться! — Нет, все честно… Я сказал: сделаю все, только бы она простила и никому не сказала… А она ответила: хочу в ложе Дара… — Куда? — Ну, в ложе… Она послушница, им не полагается… А она очень хочет. Я обещал… — Как ты проведешь ее, если ложе стерегут кайры?! — Ну… — Дональд, уведи этого кретина. |
