|
— Скорее я пойму, что все ваши оправдания ничего не стоят. Человек всегда свободен, сеньор Болотов, даже на кресте. Я вздохнул. У меня были проблемы со свободой даже рядом с Эммануилом. Или очередное самооправдание? — У вас четки есть? — спросил Иоанн. — Нет. — Сейчас. — Он порылся в своих вещах и извлек оттуда деревянные четки с маленьким железным распятием. — Возьмите. — Спасибо. Извините за любопытство, отец Иоанн, мне очень нравится ваше распятие, — я кивнул на рисунок. — Кто автор? — Я. Это мой рисунок. Спасибо. Я не знал, что мой духовник не только поэт, но и неплохой художник. До меня наконец дошло, где я видел нечто похожее. Подобное распятие есть у Сальвадора Дали: Христос, распростертый над миром на горизонтальном кресте. Хуан де ля Крус здорово подражал Дали, хотя не тупо, не тривиально: все-таки ракурс другой. — Сеньор Болотов, вы когда-нибудь читали Розарий? [153 - Розарий— последовательность определенного количества молитв «Радуйся Мария», «Отче наш», «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу» в сочетании с размышлениями над эпизодами из Евангелия. По преданию, Богоматерь явилась святому Доминику в 1214 году и научила его молитве Розария. Слово «Розарий» означает «венец из роз».] — Да, в колледже. — Помните как? — Думаю, да… Господи! Читать Розарий! Эту пошлость? Это тупое повторение одних и тех же молитв из арсенала для начинающих? Это детище святого Доминика? Зачем он все испортил? — Полный Розарий утром и вечером, — сказал Иоанн. — Перед каждой частью Розария пятьдесят первый покаянный псалом и ежедневная исповедь. Я шел от палатки святого Иоанна Креста и крутил в руке его четки. Больше всего мне хотелось повесить их на ближайший куст. Я бы так и сделал, если бы не столкнулся нос к носу с Белозерским. — Привет, Олег, — я небрежно сунул четки в карман. — Привет. Исповедовался? Я кивнул и плюхнулся на ближайший камень. — Завтра утром я ухожу. Он опустился рядом. — Что случилось? — Ничего, просто мне здесь не место. Я вынул четки и стал крутить их в руках. Все было сказано. Не впервой мне уходить в никуда. — Иоанн Креста подарил? — спросил Белозерский. — Угу! Розарий читать! Полный! Сто пятьдесят девять «Ave Maria», восемнадцать «Pater noster» и три «Credo" утром и вечером! Надо заметить, что пятьдесят первый псалом возмутил меня куда меньше. Во-первых, творения царя Давида местами содержали неплохие образцы поэзии («словно тает воск пред лицом огня…»), а во-вторых, после моего Иерусалимского наместничества я стал испытывать нечто вроде родственных чувств к их автору. — Так ты собираешься уйти, потому что духовник прописал тебе читать Розарий? — Приговорил к чтению Розария! Розочки подносить Святой Деве — какая пошлость! — Ну почему пошлость? По-моему, это очень куртуазно. — Да, очень. Изобретение тринадцатого века, плод куртуазной культуры. Только я не рыцарь — я логик! Почему он не прописал мне читать «Сумму теологии» Фомы Аквинского? Это хотя бы упражнение для ума. Я ожидал большего от святого, Учителя Церкви и классика испанской литературы! — Да, чтение Розария — это ужасное наказание, — он улыбнулся. |
