— Мисс Энвой, по ее собственному усмотрению, — кивнул Грейвнер. — Ввиду ее предстоящего брака. Сама обладательница капитала вконец отчаялась: поиски ревностного фанатика от науки требуют не менее ревностных усилий. Леди Коксон опасается совершить промах: иные из претендентов недостаточно ревностны, другие — недостаточно бедны. Получив первое же дурное известие о положении мистера Энвоя, она заявила Руфи о своей готовности пожертвовать всем ради нее. Когда дела в Нью-Йорке пошли из рук вон плохо, леди Коксон повторила свое предложение.

— И мисс Энвой его отклонила?

— Не совсем. Она взяла на себя только формальное право на обладание капиталом — по доверенности.

— То есть мисс Энвой наделена юридическими полномочиями вложить этот капитал куда ей вздумается?

— Не куда вздумается, а в руки индивидуума, каковой того заслуживает, будучи великим человеком, преследуемым жизненными невзгодами, — пояснил Грейвнер. — Мисс Энвой дала согласие, оговорив свое твердое намерение строго следовать предписаниям сэра Грегори.

— И ты порицаешь ее за это? — нервно улыбаясь, поинтересовался я.

Мой тон не был едким, однако Джордж слегка покраснел, и глаза его странно блеснули.

— Милый мой, если бы даже мне и взбрело на ум порицать девушку, с которой помолвлен, я не столь легко поделился бы своим недовольством даже с таким старым другом, как ты.

Я понимал: втайне Джорджу глубоко не по себе — он ищет сочувствия, ободрения, признания своей правоты, жаждет услышать веские доводы в пользу занятой им позиции; именно тут скрывалась подоплека столь прямодушных его излияний, и я был неподдельно тронут его доверительностью. Подобное поведение расходилось с его привычками; беспокойство из-за женщины отнюдь не являлось свойством его натуры — уже здесь усматривалась заведомая несообразность. Джордж Грейвнер умел неколебимо противостоять любому конгломерату враждебных сил. Меня забавляла мысль, что на сей раз он спасовал перед соединенным напором американского акцента, витающей в облаках тетушки и неплатежеспособного родителя. Необходимо было призвать на помощь всю мою давнюю привязанность к Джорджу, дабы достойно откликнуться на нежданно-негаданно обращенный ко мне подспудный призыв прийти на выручку. Уверенности мне придал его натянутый тон, с каким он продолжал свой рассказ:

— Конечно же, я ее осуждал, препирался сколько мог — довольно занятно, не правда ли?

Каким бы занятным дело ни представлялось, это не могло помешать мне поинтересоваться в лоб, неужели мисс Энвой не выговорила себе ни малой толики капитала. Джордж ответил, что доходы ее просто ничтожны — всего лишь четыреста фунтов годовой ренты с суммы, назначенной ей матерью. Вот почему он склоняется к мнению, что ей, ввиду радикальной перемены в ее перспективах, предпочтительней не отказываться от принятия суммы, безусловно могущей споспешествовать заключению объявленного брака. На мой вопрос, не существует ли для столь богатой и любвеобильной тетушки какого-либо иного способа выказать свое благоволение к племяннице, Грейвнер уведомил меня, что, несмотря на всю свою любвеобильность, избытком богатства леди Коксон отнюдь не обременена. Все, на что она способна, — это передать мисс Энвой оставшийся невостребованным фонд. Однако на старую леди привыкли смотреть как на неслыханную богачку; она связана по рукам и ногам многими обещаниями, данными алчущему рою Коксонов. Леди необыкновенно совестлива, и это для нее сущее несчастье — в особенности теперь, когда вокруг ее смертного одра незримо и неотступно толпятся обиженные мужья, обойденные приданым кузины и безвестные миру властители умов…

Мимо нас вихрем промелькнули платформы и россыпи огней.

— Мне кажется, — начал я со смешком, — затруднение исчезнет само собой и ты вздохнешь с облегчением, поскольку безвестного миру властителя умов никакими силами не отыскать.