Но она подошла к Жильберу и так быстро оказалась прямо перед ним, что он не успел отвернуться. Он отпрянул, словно она ударила его. А нимфа шагнула ближе... Он опять шагнул назад, а она опять — ближе. Так и пошло. Он пятился, она наступала, а я шел за ней. Стыдно мне теперь говорить об этом, но я не понимал, из-за чего так страдает мой друг. Для меня не существовало ничего, кроме грациозной, стройной спинки, этих покачивающихся бедер, и... — Фриссон сглотнул слюну, — и моей мечты о том, что прячется под ее облегающей юбкой.
Какое мастерское описание! Лучше любого порнофильма!
— Значит, она повела вас в свой дом?
— Нет. Она вдруг обернулась ко мне, а я вижу: Жильбер сразу же остановился и быстренько отвернулся. Нимфа поманила меня, и я с радостью бросился к ней, но она отступила в сторону, и я проскочил мимо нее. Я повернулся, а она — бежать. Я бросился за ней, но тут между нами встала эта стена из деревьев, и я только бился об нее и рыдал о своей потере. А потом меня словно обдало жаркой волной — и тут же все исчезло...
Жильбер стонал и не открывал глаз.
— ...А потом сладкие, пухлые губы на краткий миг коснулись моей руки. «Сидите тут, — сказала нимфа, — покуда вы мне не понадобитесь. Одна игрушка у меня уже есть. Буду играть, пока не заиграю его до смерти. Мне с ним надо наиграться, и тогда я займусь вами. Молитесь же, чтобы он поскорее утолил мою страсть». Я закричал, бросился к частоколу и чуть не сломал себе плечо, но она только рассмеялась... Зашуршала листьями — и она исчезла.
— Я умолял его не молиться! — хриплым голосом проговорил Жильбер.
— Правда, умолял? — обернувшись к нему, спросил Фриссон. — Я ничего не слышал. Я ничего не чувствовал, кроме жестокой утраты. Я закрывал глаза и вызывал воспоминания о нимфе.
— В общем, она тебя сцапала, — заключил я. — Но она вас хотя бы кормила?
— Увы, не она сама — какой-то лающий монстр. Говорить не умеет, только жутко воняет мускусом.
Как интересно — у нимфы имелась охрана. Судя по всему, растение, но какое? Да что толку сейчас от классификации? Я глянул на Унылика и решил, что наши с нимфой шансы, пожалуй что, равны, ведь на нашей стороне Фриссон, который будет снабжать меня стишками.
— Не люблю кому бы то ни было причинять боль, но надо же вас как-то вытащить. Откуда вы вошли в эту клетку? В каком месте деревья сомкнулись?
— Вон в том, — указал Жильбер. — Я хорошо помню: я ведь, как только понял, что деться мне некуда, сразу отвернулся, чтобы только не видеть похотливую ведьму, и тогда уставился на дерево с раздвоенным стволом.
Я посмотрел в ту сторону, куда указывал Жильбер. Стволы были искривлены так, словно являли собой мужское и женское тела, слившиеся в любовном экстазе. Подул ветер, и я явственно увидел их движения. И как это Жильбер не углядел?
А так, что Жильбер — чистая душа, а я — старый распутник. А уж фрукты, растущие на этом дереве, мне и вообще представились воплощением чувственности — сдвоенные набухшие шары, немного удлиненные — так просто было увидеть в них анатомические детали человеческого тела... кожица у фруктов была такая нежная, такая мягкая, ее так хотелось погладить. Я тряхнул головой. Вот уж распутник, так распутник!
— Вы, надеюсь, не ели эти фрукты? — опасливо спросил я.
— Я пробовал сорвать один, — ответил Жильбер, — но только я протянул руку, как фрукт отскочил, и теперь до него не дотянуться.
— Кокетничает, — пробормотал я. Я ведь знал, что деревья тоже обладают сексуальностью. — Ладно. Если дверь с другой стороны, дайте-ка я погляжу, как она закрывается. |