Тролль оскалил пасть, полную акульих зубов. Он явно радовался, что мы отплываем. Забравшись в лодку, тролль уселся на носу и заворчал, понимая, что ему суждено помучиться от морской болезни.
— Садитесь, — сказал я Жильберу и брату Игнатию. Они забрались в лодку через борта. Жильбер уселся лицом к корме, взял весло, вставил его между двумя сучками, служившими уключиной. К моему великому изумлению, то же самое проделал и брат Игнатий. Я запрыгнул в лодку через корму. Жильбер и Игнатий принялись дружно грести.
Скоро последние звуки музыки утихли вдали. Я думал о том, что происходило в беседке, а потом постарался изо всех сил сосредоточиться на мысли о... яблоках. Стараться о чем-то не думать — от этого чаще всего мало толка. Лучше попытаться думать о чем-нибудь еще.
Только тогда, когда остров превратился в тонкую зеленую полоску на горизонте, брат Игнатий, задыхаясь, выговорил:
— Погодите! — Они с Жильбером устало склонились к веслам. Отдышавшись, брат Игнатий сказал: — Спасибо тебе, чародей. Самому бы мне ни за что не освободиться.
А я знал почему. Он не очень-то и хотел этой свободы. И я не мог его за это винить.
— Рад, что так вышло, но у меня на то были свои причины.
— Верно, — кивнул брат Игнатий. — Ты сказал, что тебе нужна моя помощь.
— Точно. Видишь ли, мы собираемся затеять что-то вроде революции — хотим свергнуть королеву Аллюстрии.
С минуту я слышал только плеск волн да последние печальные всхлипывания Фриссона.
А потом брат Игнатий сказал:
— О! — И, помолчав, добавил: — Вот как?
— Да, — кивнул я и продолжил: — Видишь ли, вышло так, что я влюбился в одну из жертв королевы и мне удалось удержать ее от отчаяния в последний миг. Она была непорочной девушкой, и ее призрак устремился к Небесам. Но Сюэтэ не могла смириться, чтобы жертва ускользнула от нее, поэтому сохранила в теле моей возлюбленной жизнь. Я стараюсь сделать так, чтобы и тело, и душа Анжелики воссоединились. Но она — в замке Сюэтэ, и я...
— Я понял. Единственный способ — свергнуть королеву, — угрюмо кивнул брат Игнатий. — Не сказал бы, что задача поставлена дурная, хотя мотивы, движущие тобой, чародей Савл, и не совсем благородны.
— А я всегда был такого мнения, что любовь благородна, если только она настоящая. — Я пожал плечами. — Кроме того, я — не из вашего мира, поэтому меня не очень-то интересует ваша политика. Дело у меня исключительно личное.
Брат Игнатий посмотрел на меня в упор.
— Но любой человек не может быть равнодушен к битве между Добром и Злом!
— И то, и другое — абстрактные понятия, — возразил я. — Долгое время я даже сомневался, существует ли реальное зло, зло, так сказать, в чистом виде. Я считал, что это всего лишь ярлык и я сам прилепляю его к тем людям, которые противостоят мне. Но шли годы, и я повидал людей, с которыми меня вообще ничего не связывало. Они совершали по отношению к другим просто ужасные поступки, и порой только потому, что это доставляло им наслаждение. Поэтому теперь я могу сказать: зло существует. Но это все равно не моя проблема, понимаешь? Не мое это дело.
Но впервые собственные слова показались мне пустыми и бессмысленными.
Послышался сиплый стон. Фриссон вскарабкался со дна лодки на скамью и сел. Он смотрел мимо меня назад, на зеленую полоску острова Тимеи.
Я решил рискнуть.
— Тебе уже получше?
С минуту он не отрываясь смотрел на остров, потом неохотно кивнул.
— Да, — вяло проговорил он. — Пожалуй, что мне следует поблагодарить тебя, чародей Савл, за помощь. |