Изменить размер шрифта - +

    Зачем вы идете туда, неизвестно.

    Чтобы просто идти?

    – Рашеля?

    – Что, Феденька? плохо тебе?

    – А-а… помнишь, в Кус-Кренделе? там тебе плохо было… А сейчас – мне. Я вот чего подумал, Рашеля…

    – Ты такого больше не думай, Феденька. Выйдешь в Закон, я тебе все объясню. Раньше нельзя. Просто терпи.

    – Я терплю… я вытерплю. Рашеля, ты sin miedo!.. ты не бойся, хорошо? Я нас укрою, я умею; я взаправду умею!.. этот, Валет, портье гостиничный – он пусть ключами! пусть! не откроет!..

    – Перестань! Нельзя тебе!.. нельзя самому! Боже, до чего ж у вас это быстро складывается!.. боже мой…

    – Рашеля? Откуда слова?

    – Какие слова, Феденька?

    – Ну, всякие… о, розы алые в хрустальных… меняю лепет дней… и вот еще:

    – Меняю дар судьбы, удар судьбы меняю

    На плач вдали.

    О, я ли вас пойму? поймете вы меня ли?!

    Поймете ли…

    – Феденька…

    – Это твои слова, Рашеля?

    – Нет. Это твои слова. Боже, как быстро… Ты складывай, складывай, тебе так легче будет… Феденька…

    Когда из кривого переулка вам навстречу вышел господин в летнем пальто, Федор даже не очень удивился.

    Обрадовался.

    Теперь остановиться можно… хоть на минуточку.

    – Раиса Сергеевна! Здравствуйте, голубушка! А я уж притомился, за вами бегаючи…

    ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

    В мутно-зеленые, цвета бутылочного стекла, глаза господина полуполковника лучше не заглядывать. Впрочем, это ваше дело:

    …окошко.

    Серый предутренний свет с трудом просачивается сквозь него, путаясь в стальных прутьях. Каменная коробка, четыре шага вдоль, три – поперек. Острожная камера-одиночка. На удивление чисто и сухо: ни потеков воды, ни пыли, ни каменной крошки. Позвякивая кандалами, камеру из угла в угол меряет шагами человек. Остановился. Постоял у голых дощатых нар, на которых лежит связка блестящих ключей.

    Подумал.

    Снова ходит…

    * * *

    Через много, много лет, в авторском предисловии к сборнику стихов "Корни паутины", некий "кумир на час", как несправедливо назовут его критики, напишет:

    "Я – заложник своей памяти.

    Иногда мне кажется, что я разучился вспоминать. В эти дни жизнь, которую я наивно полагаю своей, словно задается целью всласть поиздеваться над мною. Иначе как назвать ее фортели? как вообще назвать ее, мою жизнь?! Я сопротивляюсь, вырываюсь из душных объятий беспамятства, но лишь теснее закутываюсь в обрывки серпантина. Пыльной мумией я валяюсь на обочине, и карнавал без лиц, без имен, без прошлого и будущего – да, он идет мимо. Сотни чистых листов бумаги валятся с неба, сотни, тысячи, снегопад, на белизне которого я могу написать все, что угодно, написать, переписать заново, изменить или оставить как было – но я не помню, как это было раньше! не помню! не…

    Я – заложник своей памяти.

    Иногда мне кажется, что я разучился забывать. Это случается чаще, гораздо чаще. Все обретает ясность и отчетливость, жизнь строится поротно, и каждое событие готово по первому моему требованию покинуть строй.

Быстрый переход