– Хто – ведьма? Барыня, шо ль?!

    – Ты в своем ли уме, Прокопий?!

    – Да он отродясь в своем не был! не бачишь, чи шо?

    – Гы!

    – А мы шо тут робымо? Стоим, як дурни, та зыркаем?

    Смех – плохой, дерганый, на грани истерики.

    – Ты глянь! нет, ты поглянь! – хмельное дудлят!

    – Так ото ж! Уважают…

    – Ой, людоньки! ой, приворожили епутатов! очи им отводят та горелкой заливают!

    – Хто б мне залил… я б тому в ножки!..

    – Они тебе зальют – в пекле очухаешься!

    – Не, ну погляньте! Шоб сам пан князь, и отак, разом…

    – Та злякався [37] вин! Плыв, плыв, а на берегу всрався!

    – Ото ж! Гроши сует, чарку подносит! – нам, черному люду!

    – Знать, боится! Знать, есть, чего!

    – Шо маги, шо паны – одна кодла!

    – Подпалить – и весь сказ!

    – То иди, пали! Огоньку дать? Чи сам всрався?

    – Хто, я? Да я тебе…

    – Ты не мне, ты им!..

    – Та шо ж вы за чубы! заждить, пока выборные вернутся!

    – Ой, Прокопий… Шо з им?!

    Юродивый внезапно прекратил кататься по земле и вопить. Теперь он, скорчившись в пыли и обхватив голову руками, плакал навзрыд. Мало-помалу стихали крики, и мрачная, зловещая тишина воцарялась над толпой – чтобы в этой тишине еще отчетливей раздавались рыдания блаженного Прокопия.

    А еще стал слышен под окном успокаивающий голос отца Георгия:

    – …как смиренный служитель Господа нашего, также облеченный властью епархиального обер-старца, призванного следить за законностью приговоров по делам о применении "эфирных воздействий". Напомню, что его светлость – полковник Е. И. В. особого облавного корпуса жандармов. Вы совершенно правильно сделали, что пришли сюда!

    – Да-да, их отрешенность говорит дело. Явитесь завтра в город, скажем… к девяти утра. Я объясню, куда. Напишете заявление, с вас снимут свидетельские показания, – и делу будет дан официальный ход. Если действительно имело место эфирное, то есть магическое, воздействие – виновные будут наказаны по всей строгости закона, можете не сомневаться.

    – Та это… ваша мосць!.. нас-то, кривлянчан, за шо в город? Не видали мы ни арапа. Это все цвиркунцы, да голова ихний – они нехай и малюют все те бумаги. А мы шо? Наша хата с краю…

    – Разумеется, показания будут сниматься только с очевидцев.

    – Ото верно, ясный пан! спасибочки! а то шо ж мы?..

    Перспектива являться в жандармское управление, давать там показания и подписывать всякие бумаги «епутатов» отнюдь не прельщала. И если кривлянчане от этого смутного дела отбоярились на вполне понятных основаниях, чем и были весьма довольны, то Остап Тарасыч клял себя за то, что ввязался в эту историю.

    У меня сложилось впечатление, что он не падает в ножки князю и не молит о снисхождении лишь из боязни наказания за что-то большее, чем просто мужичий бунт.

    – Ваша мосць! Народишко-то, не про нас будь! угомонить бы надо.