Изменить размер шрифта - +
А самосуда не было, то вам Ицик верно сказал, я б и сам – да ось беда, языком не вышел. В ножки кланяюсь, ваша мосць, звиняйте меня, дурня седого…

    – Ты шо верзешь [36] , Остапе?! – толкнул голову локтем в бок один из выборных. – Целковый! синенькая! То нащо мы сюды приперлись?

    – А я вас сюды, куме, за чуба не тянул! Сами шли, сами пришли, еще и меня притянули! А нащо – Бог вам судья!

    – В таком случае, – Джандиери погасил сигару в стоявшей рядом на столике бронзовой пепельнице; поднялся из кресла, достал кожаное портмоне. Брезгливо вынул несколько разноцветных ассигнаций, – будем считать разговор оконченым. Часть денег передайте пострадавшему, часть употребите… э-э… во благо. Водки купите, что ли…

    Выборные стояли у крыльца, насупившись и не зная, что делать. В их мозгах медленно проворачивались жернова, меля в муку зерно тяжких дум: уходить? нет? что произошло? зачем они сюда шли? Толпа за оградой, не участвуя в разговоре, да и не слыша его вовсе, тревожно гудела. Громче. Еще громче.

    По-моему, князь промахнулся. Встал слишком рано.

    По-моему…

    * * *

    – Как тебе не стыдно, Шалва! Мой друг, ты же знаешь, как я люблю пейзан, этих чистых, честных представителей простого народа! Носителей исконной сути, темных разумом, но светлых душой! Нет, ты совершенно не умеешь общаться с кем бы то ни было, кроме твоих ужасных коллег! Скажите, голубчики, вы хотите… как это?.. а, немножечко выпить? Я знаю, простой народ всегда хочет немножечко выпить!

    На крыльце возникла Княгиня. Вот еще мгновение назад она была в столовой, у соседнего окна – и вот она уже на веранде, и выборные сразу заулыбались, расслабились.

    – Благодарствуем, ясная пани!

    – Почтем за честь!

    – Ой, дама! ой, нивроку, дама! не сглазить бы…

    И народ за оградой малость притих. Шеи повытягивали, смотрят: что за чудернация в саду творится?

    Прислуга объявилась словно по мановению волшебной палочки. Два круглых летних столика вместе с плетеными креслами мигом перенеслись ближе к крыльцу; мелькнули и упали вышитые скатерти, поверх выстроились чашки, чайнички, рюмки, графинчики; стряпуха Оксана волокла блюда с холодными заедками.

    – Ну что бы я без тебя делал, дорогая Эльза?! – судя по тону, князь явно улыбался, хотя его лица мне по-прежнему не было видно.

    Расторопный урядник мгновенно наполнил рюмки чем-то рубиново-красным – вином или ягодной настойкой:

    – Дозвольте здравицу, ваша бдительность?

    Джандиери благосклонно кивнул, садясь обратно в кресло: дескать, даю княжеское позволение.

    – Счастья в вашу хату полные закрома! нехай Господь благословит сей дом! Не гневайтесь, ежли шо не так – мы люди простые…

    – Ах, я без ума от простых людей!.. я просто без ума!..

    Но я уже не слушала Княгиню. Я смотрела туда, за ограду, где собралось слишком много простых людей.

    "Без ума!.. – эхом отдавалось у меня в голове, суля страшное. – Без!.. ума!.."

    – Ведьма! Ведьма! В очи плюет! зло в сердце носит! Ведьма! – народ расступился, и мне хорошо видно, как юрод-Прокопий катается с криком по земле, задирая к небу толстые, голые, чудовищно грязные ноги, а люди пятятся от него в суеверном страхе.

    – Хто – ведьма? Барыня, шо ль?!

    – Ты в своем ли уме, Прокопий?!

    – Да он отродясь в своем не был! не бачишь, чи шо?

    – Гы!

    – А мы шо тут робымо? Стоим, як дурни, та зыркаем?

    Смех – плохой, дерганый, на грани истерики.

Быстрый переход