|
Остальные не переставая ломали голову, делясь своими рассуждениями и вопросами с компьютерами. Но в планах каждый раз обнаруживался какой нибудь изъян. Бёртон несколько раз спускался на нижний этаж и часами стоял или ходил, глядя на бесконечный круговорот ватанов. Есть ли среди них его родители? Айша? Изабел? Вальтер Скотт, племянник сэра Вальтера Скотта; писателя, друг Бёртона по Индии? Доктор Штейнхаузер? Жорж Сала? Суинберн? Брат и сестра? Спик? Дедушка Бейкер, подведший внука, отдав концы перед самым изменением завещания? Кровожадный и жестокий Гелеле, король Дагомеи, который не знал, что он кровожаден и жесток, – он ведь делал только то, чего требовало от него общество. Но этим никого оправдать нельзя. Бёртон отправился спать измученным и подавленным. Ему хотелось поговорить с Алисой, но она была какой то далекой, погруженной в собственные мысли. На этот раз ее явно занимала не мечта, способная унести от ранящей или неприглядной реальности – Алиса думала над их общей проблемой. Наконец Бёртон уплыл в сон и проснулся спустя шесть часов. Над ним в полумраке стояла Алиса. – Что стряслось? – сонно спросил он. – Надеюсь, ничего. Я только что пришла из контрольного центра. – Что ты там делала? Алиса легла рядом с ним. – Мне не спалось, и я все думала о том о сем – мысли мелькали, как ватаны. Я старалась удержать их на компьютере, но они без конца уходили в сторону, распадаясь на тысячу других вещей. Передо мной прошла чуть ли не вся моя жизнь – и здесь, и на Земле. Помню, я думала о мистере Доджсоне, когда наконец уснула. Мне снились самые разные сны – и чудесные, и очень страшные. Ты не слышал, как я закричала? – Нет. – Значит ты спал мертвым сном. Я проснулась, вся дрожа и в поту, но не смогла вспомнить, что меня так напугало. – Нетрудно вообразить, что это было. Алиса встала выпить воды, а вернувшись в постель, опять не смогла заснуть. Помимо прочего она думала о преподобном Чарльзе Латвиже Доджсоне, о счастье быть знакомой с ним и о двух книгах, на которые она его вдохновила. Алиса перечитывала их столько раз, что ей было совсем нетрудно представить себе их содержание и иллюстрации Тэнниэла. – Первой сценой, которая представилась мне, было Безумное Чаепитие. За столом сидели Болванщик, Мартовский Заяц и Мышь Соня. Алиса села с ними без приглашения, и Мартовский Заяц после нескольких пустых фраз предложил ей выпить вина. Алиса посмотрела на стол, но не увидела ничего, кроме чая. – Вообще то это не совсем верно, – сказала Алиса Бёртону. – Там было еще молоко, хлеб и масло. Книжная же Алиса сказала: – Я что то не вижу здесь вина. – А его здесь и нет, – ответил Мартовский Заяц. Потом Алиса долго пыталась разрешить загадку, чем ворон похож на конторку От этого ее отвлек Болванщик, спросивший, какое сегодня число. Он достал из кармана часы, с тревогой поглядел на них, потряс и приложил к уху Алиса подумала и ответила: – Четвертое. Настоящая Алиса сказала Бёртону: – Мистер Доджсон выбрал это число потому, что у них в книге был май, а четвертое мая – мой день рождения. – Отстают на два дня! – вздохнул Болванщик. – Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом! – Масло было самое свежее, – робко возразил Заяц. Бёртон встал и начал шагать взад вперед. – А нельзя ли обойтись без этих подробностей, Алиса? – Нет. Это важно. Следующая сцена, которую она увидела или, скорее, пережила, сделавшись семилетней Алисой из книжки, относилась к главе «Вода и Вязание» из «Алисы в Зазеркалье». Алиса, разговаривая с Белой Королевой, спросила: – Разве, когда думаешь, не плачешь? – Конечно, нет, – решительно отвечала Королева. |
