— Конечно нет. Рыцарю с робким сердцем никогда не покорить прекрасную даму.

— Вы снова за свое?

— Но я всегда такой.

Тори вздохнула. Она наблюдала, как Девон закатывает рукава рубашки — пиджак он сбросил на ящик еще раньше — и погружает руки в мыльную пену. Она поймала себя на мысли о том, в какой позе могла бы написать его, и тут же сердито отогнала ее прочь. Но у нее буквально чесались руки, ей хотелось немедленно сделать набросок углем или карандашом.

— Вы так рассматриваете меня, — заметил он.

— Просто рассматриваю сердце, изображенное на вашем рукаве, — спокойно объяснила она.

Он застенчиво улыбнулся:

— В мире нельзя спрятать две вещи: любовь и кашель.

— Вы сумасшедший.

— О, меня еще и не так называли.

— Наверное, они хорошо вас знали.

— Вот это да! С вашими односложными ответами и остротами вы просто непревзойденны!

— Что поделаешь — опыт. — Словно со стороны услышала собственный голос Тори. — Опыт общения с мужчиной, достаточно острым на язык, чтобы обрезаться самому, — закончила она раздраженно, возмущенная собственной неспособностью отделаться от болезненных воспоминаний.

Неожиданно Тори поймала на себе острый, испытующий взгляд его зеленых глаз. Взгляд был настолько красноречив, что она почувствовала, что готова переменить свое мнение о Девоне Йорке. Вот еще один субъект, который достаточно остер на язык, чтобы порезаться самому, подумала она и вдруг ощутила, как всю ее наполняет усталость. Девон быстро заговорил. В его глазах не было и следа поразившей ее проницательности, они снова искрились весельем.

— Я оттачиваю свое остроумие на бессловесных животных, — важно сообщил он. — Таким образом я кажусь самому себе сообразительнее, чем на самом деле.

Эта чушь так поразила Тори, что, не успев напустить на себя равнодушный вид, она не выдержала и рассмеялась.

Он очень обрадовался ее реакции и, смешно взмахнув посудным полотенцем, отвесил ей низкий поклон со словами:

— Выходите за меня замуж, я вас очень прошу. — И добавил серьезным тоном: — Мне необходим ваш смех, и вы удивительно умеете слушать.

Тори молча смотрела на него.

— Я жду ответа, — напомнил Девон.

— Но у меня есть условие. — Тори помедлила и почти нежно сказала: — Я готова выйти за вас, если 4 июля, в День независимости, в Майами выпадет снег.

— Ничего не скажешь, очень остроумный отказ.

— Я подумала, что он должен вам понравиться. Девон задумчиво потер переносицу.

— У меня такое чувство, — сказал он, — что все это начинает походить на какое-то состязание.

Тори вдруг охватила досада. Что она наделала, зачем только впустила в свой дом этого Девона Йорка?

— Скажите, а вам не нужно возвращаться обратно, в свою пустыню? — осторожно спросила она.

Он улыбнулся:

— Нет, не нужно.

— А как же ваша работа?

— У меня гибкое расписание.

— Уж не рассчитываете ли вы поразвлечься здесь во время своего отпуска? — жестко спросила она.

— Мне бы такое и в голову не пришло.

Тори подозрительно уставилась на него.

— Я вам не верю.

— Я заметил, что вы вообще очень недоверчивы.

Она резко возразила:

— Я не слишком хорошо, знаю вас, чтобы доверять, но вполне достаточно, чтобы опасаться.

— Весьма вам благодарен за это признание.

— Мистер Йорк…

— Не стоит извиняться, во всяком случае, что сказано — то сказано.