«Приют фей» словно вымер, но я надеялся, что по дневному времени все просто спали. Главное — соблюдать тишину, тогда проследить меня будет практически не возможно. Откидная лестница на чердак располагалась именно там, где вор ожидал ее увидеть (никакой фантазии!). Я осторожно, стараясь не вспугнуть голубей, прошел по стропилам и выглянул в слуховое окно.

Путь был свободен — никто не пожелал разделить со мной пространство, полное черепичных скатов, ржавой жести и ветра. Сторожевых заклятий на крыше не было вообще, словно по ней и без меня частенько ходили. Где-то внизу звенело стекло и кричали люди, но моего внутреннего вора не беспокоили частности — сейчас мы находились в другой плоскости бытия, впрочем, хорошо знакомой. Тень Магистра считал крыши своей вотчиной и всегда старался передвигаться по ним. С его точки зрения, верхний ярус города имел над нижним целый ряд преимуществ: тихо, просторно, нет свидетелей и стражники не бегают. Хорошо, если не вспоминать, чем может закончиться один неосторожный шаг.

Далеко уйти от «Приюта фей» не удалось: район оказался зажиточным, а значит, проулки между домами — слишком широким, чтобы их можно было легко перепрыгнуть (зато верхние этажи не нависали над нижними). Напрягаться в поисках кружного пути я не стал: чтобы выйти на эту сторону улицы, потенциальным преследователям пришлось бы оббежать полквартала (если допустить, что они вообще поняли, куда делся клиент). Вот и дальше пускай остаются в неведении!

Я выбрал для спуска темный тупичок, лишь слегка пованивающий мочой (говорю же, район зажиточный). Осторожно выглянул на улицу. Никого. В смысле, никого, в ком можно было бы заподозрить наемного убийцу, враждебного мага и вообще — преследователя. Гатангийцы спешили по своим делам, с лотков продавалась та самая еда, запах которой интриговал меня весной, а меж почтенных горожан привычно шныряли какие-то оборванцы. И не подумаешь, что где-то рядом убили человека.

С мрачным видом, не подразумевающим лишние вопросы и праздный интерес, я зашагал через толпу. Бывалые горожане невзначай отступали с моего пути и старательно смотрели в сторону. Еще бы нет! Чешет по городу всклокоченный верзила с резаной мордой и одет как-то слишком прилично — даже стражу не позовешь. Но в данный момент я неспособен был заботиться о чувствах окружающих. Происшедшее сильно выбило меня из колеи, не столько жестоким насилием, сколько моей реакцией на него. Сиганул как кролик! Конечно, оружие у меня при себе имелось чисто символическое, да и кольчугу в бордель не надевают, но можно же было хотя бы обругать сволочей! Сделать вид, что отступить меня заставляет не осторожность, а жестокие обстоятельства. Внутренний вор снисходительно ждал, когда компаньон перебесится — в его лексиконе слова «достоинство» и «благородство» имели значении сродни венерической болезни.

Не вернуться ли мне, сказать «Бу!» телохранителям? Пусть им будет стыдно. Тень Магистра возражал зубами и когтями. Ладно. Да к песьей матери этих криворуких! Домой пойду.

Ребенген терпеливо выслушивал жалобы Лорда Гэбриэла на испорченный отдых, сочувственно вздыхал и непрерывно растирал мерзнущие запястья. И ведь не то, чтобы в кабинете Нантрека было холодно — кирпичный щиток хорошо прогревал помещение даже лютой зимой. Все это от нервов.

Он никогда не врал старшему Шоканге и не хотел начинать врать младшему, но председатель категорически запретил разъяснять юноше реальное положение вещей. В то утро в «Приюте фей» боевое заклинание убило не одну девушку, а четверых — всех, чьи окна оказались открыты. От зловонного эха враждебной магии следователей мутило — колдовство имело в своей основе жертвоприношение и вплотную подходило к определению самотворящегося проклятья. В Арконате подобное запрещено, этому не учат, да и не нужно такое — здесь. Все насущные задачи волшебства можно решить гораздо проще и чище.